Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис (2011)

Две притчи, о пире, или о царской свадьбе (в которой, когда приглашенные не приходят и отказываются, хозяин или царь — в зависимости от версии рассказа — отправляет слуг искать по дорогам всех подряд, кто мог бы заполнить зал, — нищих и жалких, «злых или добрых»{256}), и о злом богаче и бедном Лазаре{257}, содержат элементы истории о «бедном писце и богатом мытаре Бар-Мажа — не», позже вписанной в Талмуд. Первоначально же это была египетская сказа о путешествии Си-Осириса (в одном из египетских сказаний Си-Осирис — сын бога Осириса и женщины, чье имя означает «благодатная». Его собственное имя означает «сын Осириса». — Ред.) по царству мертвых, которую александрийские евреи принесли на землю Израиля{258}. Увы, невозможно выяснить, как Иисус познакомился с этой культурой.

Слова бескомпромиссного пророка

В то же время неверным было бы сравнивать Иисуса с одним из тех философов-циников, которые ходили по деревням, проповедуя бедность. Иисус не Диоген и не Сократ. Ошибся бы и тот, кто делал бы из него кроткого миссионера или снисходительного учителя нравственности (сульпицианский Иисус!). Это настоящий пророк, который кричит, бранится, сыплет хлесткими обличениями. Так, он проклинает деревни, в которых жители слышали его слова и видели его чудеса, но отказались от его идей и призыва к покаянию: «Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься». Действительно, даже не надо ждать Страшного суда: от Хорази-на, Вифсаиды и Капернаума сейчас остались всего лишь развалины…

Иисус проклинает, чтобы стряхнуть с толпы ее духовное оцепенение. И тогда он начинает говорить в тоне характерном для Крестителя: «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет! […] О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?..»{259} Он не бежит от своих противников, он на них нападает: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, […] змеи, змеиные отродья!» Он взыщет с них от крови Авеля до крови Захарии!{260}

Он не пренебрегает провоцирующей, иногда беспощадной манерой выражаться. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну»{261}. Главное — не грешить и предпочитать Бога всему, абсолютно всему. У него есть горячее, обжигающее требование: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником»{262}. Нет, говорит он, он не пришел принести мир, но «меч»{263}, больше того — «огонь низвести на землю»! «И как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»{264} «Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его»{265}.

Как эти жгучие слова, понятые в буквальном смысле, могли не возмущать общество, основой которого была семья и в котором Десять заповедей приказывали человеку почитать отца и мать? Они и были сказаны специально, чтобы задеть и заставить задуматься людей, увязших в рутине и предрассудках.

Однако этот же Иисус, полный сочувствия и бесконечного милосердия, зовет к себе всех жертв, всех, кому жизнь причинила боль: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко»{266}. И в этом нет никаких противоречий. Безграничная любовь радикальна и потому требует, чтобы ей подчинялось все.