Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Об Америке ни слова… Выходит, не такой уж он осведомленный, каковым себя считает. Иначе знал бы, что мы планировали, и понял бы, что ни в какой работный дом я идти не собираюсь.

Тут заговорила Майра:

— Не беспокойтесь за нее. У нее есть семья.

— А, ну да, тем более имеет смысл подписать эту бумагу. Значит, есть варианты — если не работный дом, то помощь своей семьи. Но зачем же хлопотать по поводу земли, ренты и налога на бедных, чтобы сюда приходили агенты и солдаты, которые будут досаждать ей, — ответил он Майре, а потом обратился ко мне: — Я мог бы избавить тебя от всех этих хлопот.

— Чтобы ее прогнали с земли? — сказал отец.

— Но у нее есть договор, — сказала Майра. — Совершенно законный. Покажи ему, Онора.

Майкл держал его за камнем возле нашего очага и планировал переписать его на Дуайеров в свой последний рабочий день. Я протянула листок пергаментной бумаги Билли Дабу.

— Да, действительно. Но какая жалость… — сказал он, качая головой с фальшивым выражением сочувствия на лице. — Сколько я уже таких бумажек видел-перевидел. Они ничего не стоят, когда поместье продано.

С хитрой улыбочкой он разорвал документ пополам.

— Сейчас тут новое управление. Серьезные бизнесмены. Лучше по-тихому уйти сейчас, чем дожидаться, когда вас отсюда вышвырнут. Я дам вам за все два фунта.

— А если мы повалим наш домик? — спросила я.

— Два фунта за все про все, миссис.

— Тогда я все-таки подожду судебного исполнителя. Прощайте, сэр.

— Дайте-ка мне подумать, — пошел на попятную Билли Даб. — Учитывая, что вы понесли такую тяжкую утрату, я сделаю для вас исключение. Если вы уйдете прямо сейчас, я дам вам три фунта и даже не буду просить разваливать вашу лачугу.

— По рукам, — ответила я, но сразу указала на котелок, висевший над очагом. — Это в сделку не входит.

— Забирайте его. Я усвоил тот урок, — рассмеялся он. — Не хочу, чтобы меня снова атаковала ваша Ирландская бригада.

— Спасибо, — сказала я.

Сняв котелок, я подошла к нашему застекленному окну. Стоял ясный день, и залив Голуэй заливали лучи солнца. Размахнувшись, я ударила котелком по окну, разбив стекло вдребезги.

— Онора! — воскликнула мама.

Все остальные промолчали.

Билли Даб надул свои толстые щеки и шумно вздохнул. Лицо его покраснело, я была уверена, что он хочет меня ударить.

Но не ударил.

— Напрасно, — только и выдавил он.

— Вы и так получили что хотели, — сказала я. — А мне не хочется давать вам еще и возможность перепродать стекло из окна, которое подарил мне муж.

* * *

Вот так. Наступил сентябрь. Пятнадцатое число, мой день рождения, месяц со смерти Майкла. День Богоматери Скорбящей. Мне исполнилось двадцать шесть.

— С днем рождения, Онора, — поздравила меня мама.

Вместе с Майрой они сидели у огня.

— Спасибо, мама.

Когда я с ней, мне так хорошо. Это утешает. Она такая мягкая. Детям очень спокойно с ней и папой — да и мне тоже.

Майра сразу заявила, что она была не так уж решительно настроена ехать в Америку и что даже хорошо, что мы не успели заплатить за билеты, потому что теперь у нас есть деньги, чтобы встретить зиму. А мама сказала, что благодарит Бога за хорошие уловы и за то, что Линчи не слишком давят с выплатой ренты.

Они решили, что теперь и я не хочу никуда ехать. Но так ли это? Этого я и сама не знала. Мысленно беседуя с Майклом, я говорила ему, что так я, по крайней мере, могу пройтись по пляжу Силвер Стрэнд и остановиться у большого камня, на котором мы с ним сидели в то утро. Могу подняться на Нокнукурух и помолиться за него на его печальной могиле.

Мама дала мне овсяной каши, сваренной из муки, которую мы с Майрой принесли из Голуэй Сити.