Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли (2009)

Девушки пошли вниз к Майре — сказали, что готовить уроки, но на самом деле чтобы поделиться своими письмами. Джеймс Ньюджент писал регулярно. Когда Джеймса Маллоя обменяли в сентябре, он вновь присоединился к «Мятежным сынам Эрина», поэтому ему было сложно писать Грейси напрямую. Письма от него пересылали нам его родители из Нэшвилла. Оуэн писал очень официальным языком. Как будто мы с ним не были знакомы. И очень осторожно. Кто-нибудь на почте мог вскрыть его письмо как возможную переписку с противником. Я думала, что Оуэн драматизирует ситуацию, но потом солдаты прикрыли «Чикаго Трибьюн» из-за того, что мистер Стори в своих редакционных статьях не соглашался с Линкольном; хотя впоследствии президент разрешил открыть газету вновь. Невозможно было думать об Оуэне и Кати Маллой как о врагах, и все же эта война должна была как-то закончиться. У самой миссис Линкольн в армии конфедератов были четыре брата и три зятя. Междоусобица внутри семьи всегда самая горькая. Теперь пощады не было ни с одной из сторон.

Мы с Майрой устроились у огня. Она налила себе маленькую рюмку виски, а затем предложила налить и мне, зная, что я откажусь. Я пообещала не пить, пока мальчики не окажутся дома.

— Как угодно, — сказала она и подняла рюмку в мою сторону. — За духовность, которая у нас с тобой у каждой своя. — Она медленно пригубила свой напиток. — Я дам тебе доллар на свечи. Не хочу, чтобы тебя поймали на том, что ты обжуливаешь Бога.

— Ему все равно.

— Зато может быть не все равно какому-нибудь старику, который, стоя на коленях у скамьи, может следить за тобой. — Она пригубила виски еще раз. — Молитвы — это все очень здорово, но не нужно сводить этим с ума еще и меня.

— Я жалею, что не знала всех этих обрядов и практик в начале войны, когда Джонни Ог еще…

Я осеклась. С Майрой нужно было аккуратно подбирать слова. Иногда ей хотелось поговорить о Джонни Оге. А иногда — не хотелось. Я колебалась даже тогда, когда собиралась признаться, что каждый день ставлю за него свечу.

— Онора, ты всерьез думаешь, что, если бы ты тогда посетила достаточное количество разных церквей, солдат конфедератов не попал бы в Джонни Ога? — спросила Майра, наклоняясь в мою сторону. В ее словах не слышалось злости.

— Все не так просто, — ответила я.

— Конечно, — согласилась она.

— Но я знаю, что должна молиться, часто и усердно.

Как я могла объяснить ей свои сомнения? Никогда прежде, даже в самые тяжелые моменты — в пору Великого голода или в жуткое время после смерти Майкла, — я не теряла ощущения присутствия Господа, не ставила под вопрос Его любовь. А теперь… В сознание мое прокрадывались мысли о Патрике Келли. Прости меня, Господи. Прости меня, Майкл.

Каким облегчением было бы излить все это Майре. Она сказала бы мне то, на чем какая-то часть меня настаивала уже давно: «Разберись наконец в себе, Онора, и реши».

Я уже собиралась было все ей рассказать, когда мы услышали, что кто-то подошел к двери внизу, постучал и начал звать меня:

— Миссис Келли, миссис Келли!

— Поздновато для посетителей, — заметила Майра.

— Что гадать, лучше идем посмотрим. Что случилось? — крикнула я сквозь закрытую дверь.

— Я капитан Питер Кейси, — сказал мужской голос. — Из Ирландского Легиона.

Я распахнула дверь. На пороге стоял человек в форме — высокий, с тонкими чертами лица, но очень худой и болезненный.

— Это я рекрутировал ваших мальчиков, — сказал он. — У нас их называют Джеймси-Волынщик и Дэнни О.

— Умоляю вас, — простонала я, — что произошло?

— В среду, двадцать пятого ноября, состоялось жестокое сражение, и наш легион оказался в самой его гуще. Ваши сыновья… — Он умолк.

— Они не убиты? Нет, прошу вас! Не убиты? — с надеждой в голосе спросила я.

— Они пропали без вести.

— Пропали? — переспросила Майра. — Что значит «пропали»?