Жар предательства - Дуглас Кеннеди (2015)

Сменил тему разговора.

Аатифу пришлось пойти к ювелиру вместе со мной, ибо я опасалась снять паранджу и вызвать к себе нежелательный интерес. Нас встретил дюжий мужчина с грубыми манерами. Аатиф объяснил, что я хочу продать. Ювелир протянул свою мясистую ладонь, и я опустила в нее два кольца. Он взял лупу и подарил моим украшениям, наверно, секунд десять своего внимания. Потом объявил по-арабски цену Аатифу. Тот, наклонившись, прошептал мне на ухо:

– Пять тысяч дирхамов.

Я протянула руку, ладонью вверх. Ювелир вернул кольца. И мы ушли.

Рядом находилась еще одна ювелирная лавка. Ее хозяин – мужчина лет шестидесяти, в лоснящемся коричневом костюме, с такими же коричневыми зубами – оказался более вежливым. Но и он принял меня за дурочку. Когда Аатиф шепнул мне на ухо предложенную сумму – десять тысяч дирхамов (полагаю, он уведомил ювелира, что я все же немного слышу) – и я покачала головой, хозяин лавки тотчас же повысил цену до пятнадцати тысяч. Я снова покачала головой, и он сказал:

– Двадцать тысяч. Окончательная цена.

Как и в первый раз, я протянула руку за своими украшениями. Надев кольца, я кивком попрощалась, и мы ушли.

Мною стало овладевать отчаяние. Я опасалась, что мне придется отдать свои украшения за бесценок, но потом мой взгляд упал на магазинчик более высокого класса в углу переулка, где мы теперь стояли. Над входом висела вывеска: Abbou Joaillier. Готовясь к поездке, я прочитала где-то, что в Марокко есть небольшая еврейская диаспора. Так вот, рядом с вывеской «Ювелир Аббу» красовалась выложенная изразцами звезда Давида. В окно я рассмотрела мозаичный декор, прилавок из красного дерева и большой солидный стол, за которым элегантный мужчина лет шестидесяти пяти взвешивал на маленьких весах бриллианты. Когда я вошла, мужчина встал. Строгий костюм в тонкую полоску с двубортным пиджаком, отглаженная голубая сорочка, черный галстук. По-отечески доброе лицо. На носу очки с двухфокусными стеклами. Я заметила фотографии, на которых он, помоложе, был запечатлен перед ювелирным магазином на 48-й улице (он стоял прямо под табличкой с ее названием). Ювелир обратился ко мне по-арабски. И я решила рискнуть. Конечно, я подвергала себя огромнейшей опасности, но при удачном исходе могла получить за свои украшения неплохие деньги. Я скинула паранджу. При виде белой женщины ювелир опешил.

– Полагаю, судя по фотографии, вы говорите по-английски, – произнесла я.

– Говорю, madame.

Он жестом предложил мне сесть. Аатиф, стоя в углу, нервничал оттого, что я открыла лицо. Я повернулась к нему и сказала, что он, если хочет, может выйти на улицу покурить. Аатиф с радостью согласился и, поклонившись ювелиру, вышел. Как только дверь за ним закрылась, ювелир вручил мне свою визитку: Исмаил Аббу.

– И вы некогда работали в Нью-Йорке? – уточнила я.

– Я прожил там пятнадцать лет. Я и сейчас владею долей в нью-йоркском магазине и раз в год езжу туда.

– Что заставило вас вернуться в Марокко?

– Семья, – ответил он, чуть закатив глаза. А потом пристально посмотрел на меня, и я поняла, что последует. – Простите мой вопрос, madame, но не может так быть, что я уже видел ваше лицо?

– Возможно… – осторожно произнесла я, тщательно подбирая слова. – Это имеет значение?

Ювелир с минуту поразмыслил.

– Позвольте предложить вам чаю?

– Вы очень любезны, но я предпочла бы сразу перейти к делу. Не могли бы вы опустить жалюзи на окне на то время, пока мы будем обсуждать условия сделки?

Я видела, что он задумался. И чувствовала, что он решает для себя, стоит ли рисковать, связываясь со мной. Я также заметила, что он поглядывает на мои кольца: с большим бриллиантом и обручальное с вкраплениями из мелких бриллиантов – на левой руке.

– Как вам будет угодно, madame.