Жар предательства - Дуглас Кеннеди (2015)

– Да вы лучше меня все знаете, – заметил он. – Да, Пол поверил Фанзе, когда она сказала ему, что принимает противозачаточные таблетки. Поэтому, когда она объявила: «Mon chéri, j'ai une grande nouvelle à t'annoncer, je suis enceinte»[97], Пол остолбенел. Видя, что он не спешит подхватывать ее на руки, не говорит, что она любовь всей его жизни и, bien sûr[98], общий ребенок станет высшим выражением их amour éternel[99], Фанза начала терроризировать его, настаивая, чтобы они поженились. Пол колебался, и тогда она подключила родных. Ее отец и два брата, довольно злобные типы, заявились в École des Beaux-Arts[100], что находится всего в километре отсюда. Они пригрозили Полу кастрацией, если он не женится на Фанзе. А также нажаловались директору колледжа, и Пола тут же отстранили от работы. Правда, наш просвещенный директор сказал, что примет Пола назад, если он вернет Фанзе ее честное имя. Примерно сутки братья Фанзы не выпускали Пола из его квартиры. Потом отец Фанзы пришел к Полу вместе с дочерью, имамом и адвокатом. Потребовал, чтобы Пол их впустил. Фаиза билась в истерике, крича, что она умрет, если Пол не женится на ней. Пол запаниковал, открыл им дверь. Был исполнен ритуал бракосочетания, практически под дулом пистолета. Пол произнес клятвы, подписал правовой документ и попытался поцеловать невесту, но та наговорила ему оскорблений и ушла с отцом, напоследок сказав, что завтра ее братья вернутся и отвезут его в их новое семейное гнездышко в Рабате. «Я нашел тебе место преподавателя английского языка», – сообщил Полу его новоявленный тесть. А братья предупредили, что они внизу будут охранять все ходы и выходы из здания, так что пусть и не мечтает о том, чтобы удрать в аэропорт. Оставшись один, Пол в полнейшей панике скорей давай звонить мне. Я сказал, что он умом тронулся, согласившись вступить в брак, и пообещал вытащить его из этого кошмара. Что я и сделал. Где-то через три часа я перезвонил Полу, велел взять с собой паспорт, небольшую сумку и ровно в полночь подняться на крышу дома. Сам я облачился в джеллабу с капюшоном. Я не знал, предупредила ли Фаиза братьев о том, что у Пола есть толстый друг-художник, который, возможно, попытается прийти к нему на помощь, но рисковать не стал. В общем, одетый в джеллабу, спрятав лицо в капюшоне, я приехал в его quartier[101]. Пол жил в районе, где здания стоят почти вплотную одно к другому, расстояние между крышами не больше метра. Но прыгать нужно было точно. Не допрыгнешь – грохнешься с десятого этажа. Я дал взятку управляющему соседнего дома, чтобы он пустил меня на крышу. Это обошлось мне в семьсот дирхамов – небольшое состояние по тем временам. Но я только что продал одну картину и понимал, что, если не вывезу Пола из страны, он растратит свою жизнь на женщину, которая, при всей ее богемности и приверженности идеям феминизма, в будущем обещала стать сварливой каргой.

Братья Фаизы были не дураки. Я обнаружил, что они наняли человека наблюдать за черным ходом многоквартирного дома, в котором жил Пол. Задний вход находился рядом со зданием, на которое Пол должен был перепрыгнуть. Как бы то ни было, я ушел и вернулся примерно без четверти двенадцать. Один из братьев Фаизы занял позицию перед домом Пола. Когда я вошел в соседнее здание – все в той же в джеллабе с капюшоном, надвинутым на лицо, – управляющий сообщил, что их человек по-прежнему охраняет черный ход. Я поднялся на крышу. Даже тридцать лет назад мне было не просто преодолеть подъем в десять этажей. Пол уже стоял на соседней крыше, со страхом таращась на расщелину между двумя зданиями. Он боялся прыгать и от ужаса прирос к месту. Мне пришлось подать ему сигнал зажигалкой. Он не шелохнулся, и тогда, помнится, я прошипел ему: «Здесь всего один метр. Не прыгнешь – приговоришь себя к рабскому супружеству с женщиной, которая зароет в землю твой талант, твое дарование. Стой на месте – и ты умрешь. Либо прыгай – и будешь жить».