Смертельный груз - Фримен У. Крофтс (1920)

Имелись находки, сделанные Бернли в «Сен-Мало»: письмо Эмми, оттиск на промокательной бумаге, булавка с бриллиантами. Каждая из этих улик в отдельности была для Феликса как сильный удар, а все вместе они представлялись совершенно неопровержимыми доказательствами вины. Но он тем не менее даже не попытался хоть что-то объяснить. Он попросту заявлял о своем полном неведении происхождения этих трех предметов. А если сам обвиняемый не мог найти правдоподобного объяснения, то как это прикажете сделать ему – Клиффорду?

Но ничто во всем этом деле не повергало адвоката в более глубокую депрессию, чем признание, сделанное Феликсом относительно своих прошлых отношений с мадам Буарак. Могло, конечно, случиться и так, что Феликс – незнакомец, случайно введенный в дом Буараков, – влюбился в хозяйку и уговорил ее бежать с ним. Но если Феликс представал не простым незнакомцем, глубоко полюбившим мадам Буарак, а человеком, который в прошлом был с ней обручен, насколько убедительней начинала выглядеть версия их совместного побега. Какую живописную картину мог нарисовать перед жюри присяжных любой толковый прокурор! Женщина, против воли выданная замуж за человека, которого, возможно, презирала, жизнь которой из-за этого превратилась в бесконечную муку, внезапно вновь встречает своего давнего избранника… А ее бывший возлюбленный, в ком вспыхнули все угасшие было чувства, во время непредвиденной встречи понимает, насколько тяготится любимая брачными узами… В таком случае попытка побега становится совершенно объяснимой.

Клиффорд почти не сомневался: если представителям обвинения станут известны те же факты, что и ему, то Феликс обречен. Более того, чем больше он вникал в суть дела, тем сильнее сомневался в невиновности художника. Насколько Клиффорд мог судить, в пользу Феликса говорило только одно обстоятельство – его искреннее изумление при вскрытии бочки. Но здесь должны были сказать свое слово медики, а они, несомненно, придут к противоречащим друг другу заключениям… Даже в этом адвокат видел лишь слабый проблеск надежды.

Клиффорду пришлось напомнить самому себе, что его задача как адвоката не судить о поступках Феликса, не гадать, виновен он или нет, а сделать для клиента все возможное, предпринять любые шаги для его оправдания. Вот только какие? Он пока не знал ответа на этот вопрос.

Так он и сидел в кресле до самого рассвета, куря и прокручивая ситуацию в голове. Он рассматривал задачу со всех возможных точек зрения, но не добился никаких конкретных результатов. Ладно, решил Клиффорд, пусть он до сих пор так и не смог выработать какой-то внятной линии защиты клиента, но стало ясно, как действовать дальше. Представлялось очевидным, что прежде всего следовало побеседовать с Боншозом, миссис Мерфи и другими упомянутыми Феликсом людьми. Не только для проверки правдивости его истории, но и для возможного получения новых сведений, выяснения новых фактов.

Так что утром адвокат уже поднимался по ступеням лестницы дома в Кенсингтоне, где располагалась квартира мсье Пьера Боншоза. Здесь его снова подстерегала неудача. Мсье Боншоз уехал по делам на юг Франции и должен был вернуться только через три или четыре дня.

По крайней мере это объясняет, почему он не предпринял попытки встретиться с Феликсом со времени ареста, заключил про себя Клиффорд, выходя на улицу и усаживаясь в такси для поездки, чтобы встретиться с временной прислугой Феликса.

Часом позже он добрался до деревни Брент и выяснил у прохожих, где живет миссис Мерфи. Дверь ему открыла женщина, которая когда-то отличалась высоким ростом, но возраст согнул ее, посеребрил волосы, а черты ее узкого, испещренного морщинами лица свидетельствовали о борьбе с тяготами и неурядицами.

– Доброе утро! – сказал адвокат, вежливо приподнимая шляпу. – Вы – миссис Мерфи?

– Да, это я, – ответила старуха. – Проходите в дом, пожалуйста.

– Спасибо.