Корабль мертвых - Бруно Травен (1926)

Чем меньше общего кофе или чай имеет с настоящим кофе и чаем, тем большую потребность испытываешь сдобрить его сахаром и молоком, чтобы заставить работать свое воображение. Каждые три недели мы получали маленькую баночку конденсированного молока и полкило сахару; кофе же нам присылали из камбуза без молока и без сахара.

Вскрывая банку с молоком, стараешься, бывало, соблюдать строжайшую экономию и берешь маленькую ложечку молока, чтобы только закрасить кофе. Потом заботливо отставляешь баночку в сторону до следующего кофе. Но пока стоишь на вахте, банку, правда, оставляют на месте, но выбирают из нее все молоко до капли. Чем дальше спрячешь, бывало, молоко, тем легче его находят. Я с первого же раза потерял всю порцию молока. Поэтому, когда мне выдали молоко во второй раз, я выпил его сразу: это было единственное средство спасти свой паек, средство, которое применяли все.

С сахаром поступали точно так же. Тотчас же после получки его съедали за один присест. Как-то раз мы попытались придти к соглашению: сахар всего помещения был ссыпан в общую коробку, и когда подавался кофе или чай, каждый мог брать себе из общего запаса по ложечке. Результатом этого соглашения было то, что на второй же день весь сахар исчез и пустая коробка лежала перевернутой под столом.

Свежий хлеб нам выдавали ежедневно. И еженедельно наш кубрик получал коробку маргарину, которого нам хватало вволю. Но никто его не ел, потому что вазелин был куда вкуснее.

В те дни, когда мы должны были молчать и закрывать глаза, каждый из нас получал по два стакана рому и по полчашки повидла. В эти дни наше начальство стряпало свои темные делишки.

На завтрак нам давали перловую кашу со сливами или рис с кровяной колбасой, или картофель и селедку, или соленую рыбу с фасолью. Каждый четвертый день начинался перловой кашей и сливами.

В воскресенье мы получали к обеду говядину с горчичным соусом или корнед-биф с луковым соусом; в понедельник солонину, к которой никто не прикасался, потому что это была одна соль и кожа; во вторник – вяленую рыбу; в среду – сушеные овощи и печеные сливы в синеватом клейком сиропе из картофельной муки. Клейкий сироп назывался пудингом. Четверг опять начинался солониной, к которой никто не прикасался.

Ужин состоял из тех же блюд, что завтраки и обеды. При этом каждый раз на стол подавался картофель в мундире, из которого только половина была съедобна. Шкипер никогда не покупал картофеля. Его брали из груза, если мы везли южный картофель. Пока картофель был свеж и молод, он был очень вкусен, но если мы долго не грузили нового картофеля, то приходилось довольствоваться тем, о котором я уже говорил.

Чтобы замазать глаза ревизорам, мы везли иногда не только картофель, но и томат, бананы, ананасы, финики, кокосовые орехи. Только этот товар и способствовал тому, что мы могли существовать при той пище, которой нас кормили, и не околели от отвращения к ней. Тот, кто участвовал в мировой войне, мог убедиться на собственном опыте, что способен вынести человек и насколько он живуч. Тот же, кому приходилось плавать на настоящем корабле смерти, – знает это еще лучше. От брезгливости вскоре отвыкаешь окончательно.

Посуда, которую мне предложили с такой бескорыстной готовностью, состояла всего лишь из одной тарелки. Когда я собрал весь прибор, то у меня оказались: вилка Станислава, чашка Фернандо, нож Рубена. Ложку я мог получить у Германа, но у меня была своя. За эту услугу я должен был мыть полученную мною посуду по три раза в день.

После ужина на моей обязанности лежало мытье заржавленных и побитых мисок, в которых нам приносили еду. Это мытье производилось мной и другими без мыла, без соды и без щетки, так как ничего этого нам не выдавали. Как выглядели миски в тот момент, когда в них опять наливалась свежая пища, нечего и говорить.