Корабль мертвых - Бруно Травен (1926)

Я не мог жить в такой грязи и принялся за уборку кубрика. Матросы после ужина валились в свои койки, как мертвые. Во время еды мы почти не разговаривали. Наша трапеза походила на трапезу свиней вокруг корыта. Три дня спустя это сравнение уже не приходило мне в голову. Способность делать сравнения или вызывать более или менее яркие воспоминания из прошлой жизни была во мне окончательно парализована.

– Мыла не выдают! – крикнул мне кто-то со своей койки: – Щеток и швабры тоже. И успокойся со своей уборкой. Мы хотим спать.

Я тотчас же выскочил из кубрика и – к инженерной каюте. Постучал.

– Я хочу убрать кубрик. Дайте мне мыла и хорошую швабру.

– Что вы воображаете? Не хотите ли вы сказать, что я должен купить вам мыло и швабру? Это не мое дело.

– Ну, а лично для меня? У меня нет мыла. А ведь я работаю у котлов. Хотел бы я видеть, как это я не получу мыла.

– Это ваше частное дело. Если вы хотите мыться, значит, у вас должно быть и мыло. Мыло должно входить в экипировку каждого порядочного моряка.

– Возможно. Для меня это новость. Туалетное мыло, да, но не простое для работы. Для котельных рабочих мыло должен поставлять инженер или шкипер, или же компания. Кто должен поставлять его, мне безразлично. Но я хочу иметь мыло. Что это, в самом деле, за свинство? На каждом порядочном корабле матросам полагается подушка, простыня, одеяло, полотенце, мыло и прежде всего посуда. Это относится к экипировке корабля, а не к экипировке матроса.

– Только не у нас. Если вам не нравится, можете уйти.

– Бессовестный вы человек.

– Вон из моей каюты, или я доложу шкиперу и попрошу вас уволить.

– Ничего не имею против.

– Не так, как вы думаете. Мне нужен угольщик. Но я удержу с вас жалованье за целый месяц, если вы еще раз осмелитесь обратиться ко мне таким тоном.

– Нечего сказать, порядочные люди, – готовы отнять у человека его последние жалкие гроши.

Негодяй сидел передо мной и скалил зубы.

– Расскажите-ка все это вашей прабабушке, – сказал он. – Она выслушает вас. Но я – нет. Убирайтесь сейчас же отсюда и ложитесь спать, в одиннадцать вам идти на вахту.

– Моя вахта начинается в двенадцать. С двенадцати до четырех.

– Не у нас, и не для угольщиков. Угольщики начинают в одиннадцать. С одиннадцати до двенадцати они носят золу, а в двенадцать начинается работа на вахте.

– Так. Но ведь с одиннадцати до двенадцати нет рабочей вахты?

– Угольщики выгребают и носят золу помимо всякой вахты.

– Но за это платят сверхурочные?

– Не у нас. И не за носку золы.

В каком веке я живу? Куда я попал? Что это за раса? Ошеломленный, я поплелся в свой кубрик.

Кругом было море, голубое, чудесное море, которое я так безмерно любил и погибнуть в котором я, как истый моряк, никогда бы не побоялся. Ведь это было бы великое торжественное обручение с женщиной, капризной, изменчивой женщиной, которая могла так бешено неистовствовать, у которой был такой изумительный темперамент, которая умела так пленительно улыбаться и напевать волшебные убаюкивающие песни, которая была так прекрасна, так безмерно красива.