Я все еще здесь - Клели Авит (2015)

Короче говоря, этот врач – обманщик. Я прямо чуяла, что он врет. Нет у него двоих детей. Сомневаюсь, что есть хотя бы один. Жена, может, и есть, но не более того. Скорее всего, этот ответ, как и предыдущий, заготовлен заранее с единственной целью: заморочить голову собеседникам. С другой стороны, ему, должно быть, давно надоело постоянно слышать от родственников пациентов: «Ах, вот как! У вас детей нет? Значит, вы не способны понять, что значит принять подобное решение!»

Удивительное дело. Я впервые попыталась здраво рассуждать о своем враче. Но все равно, у меня в голове не укладывается, как врач, чье призвание – спасать человеческие жизни, может с таким бессердечием относиться к запланированной смерти пациента. Каким образом личная заинтересованность, пример которой дал мой интерн, переходит в непробиваемое равнодушие, демонстрируемое его шефом? Видимо, виноваты годы и годы практики. Да, пожалуй, так и есть. Не нахожу иных причин. Он явно не в первый раз принимает решение отключить пациента от систем жизнеобеспечения. И невозможно отделаться от впечатления, что его это вообще не трогает. Скорее всего, это не так, но по тому, как он себя ведет, выходит, что это именно так. По крайней мере, я, способная только слушать, воспринимаю его слова буквально.

Мой отец не знал, что этот тип врет, поэтому словесная оплеуха, которой он собирался его наградить, подвисла в воздухе. Он ограничился тем, что прошептал матери что-то утешительное.

– Месье! – Врач понял, что от матери больше ничего не добьется. – Вот документы. Я знаю, что вы пока ни на что не решились, но иногда бывает полезно иметь перед глазами текст. Я не прошу вас заполнять бумаги сегодня вечером. Просто прочтите. Или просто держите их на виду, на столе, и время от времени размышляйте над этим вопросом. Можете мне звонить. В любое время. Внизу указан номер моего телефона. Повторяю, звоните мне в любое время. Если я занят, я просто не сниму трубку, пусть это вас не смущает. Этот номер специально предназначен для подобных вызовов, и я, насколько возможно, стараюсь быть на связи с родственниками пациентов.

Я растерялась. Похоже, я начала понимать, что такое нейтралитет. Врач говорил как профессионал. Но все равно в глубине души я предпочла бы, чтобы на его месте оказался тот интерн. По крайней мере, я слышала, как он говорил кому-то: «Я тебя люблю». Это означает, что у него в груди есть сердце. Я не имею в виду, что у главврача сердца нет, но, на мой взгляд, он заковал его в панцирь из такого же холодного и непробиваемого металла, какой я слышу в его голосе.

Отец взял бумаги. Врач простился с моими родителями и ушел. До меня донесся их невнятный шепот, потом – рыдания матери. Наверное, отец гладил ее по голове. Постепенно она успокоилась и приблизилась к моей кровати. Может быть, взяла меня за руку, а может, просто на меня смотрела. Я уже мало что слышала. Я стала погружаться в сон.

14

Тибо

– Жюльен! Чтоб тебе пусто было! Ай!

Собственные проклятья настигли меня с неотвратимостью бумеранга. Секунды не прошло, как я обложил эту чертову коляску последними словами, а она уже прищемила мне пальцы.

Клара спокойно лежала в кроватке. Я уложил ее туда, как только понял, что разложить коляску простым мановением руки мне не удастся. Я отступил назад, будто собираясь оценить предстоящую задачу со стороны, и посмотрел на часы. Н-да, такими темпами я точно не успею сделать все необходимое.