Она засунула узелок с куклами в шкаф и нырнула в постель. Долгое время девочка оставалась совершенно неподвижной, прислушиваясь к малейшему звуку. Тишина.

Запахи еды добрались даже до воздвигнутой из одеял крепости Трисс. Судя по всему, повариха, миссис Бассет, нашлась. Как бы сильно Трисс ни пыталась сосредоточиться на обдумывании всего произошедшего, вскоре ее мозг стал рабом желудка и все внимание сфокусировалось на зияющей пустоте внутри. Когда позвали на обед, ей потребовалась вся сила воли, чтобы спуститься по лестнице шагом, а не бегом. К счастью, родители были заняты и не обратили внимания на то, что ее порция исчезла практически сразу, как перед ней поставили тарелку, и не заметили, что она украдкой положила себе добавку.

Трисс не понимала, как они могут так тихо и спокойно сидеть за столом и говорить на заурядные темы, словно они имеют хоть какое-то значение. Мать жаловалась на то, что кухарка попросила выходной во вторник взамен обещанного отпуска.

Пен снова не спустилась к обеду, и это была настоящая пытка для Трисс – наблюдать, как еда сестры постепенно остывает на столе. Только крепко сжав руки на коленях, она удержалась от того, чтобы не схватить ее порцию.

– Она так ослабеет, – вздохнула мать. – Трисс, будь умницей, отнеси ей тарелку в комнату. Если она не ответит, оставь под дверью.

– Хорошо! – Трисс с трудом подавила желание бежать, пока ее мать ставила еду на поднос.

Унося обед Пен по лестнице, Трисс едва дождалась, пока скроется из поля зрения родителей, и яростно набросилась на еду. «Один кусочек картофеля, она даже не заметит. И… вот этот ломтик бекона. И морковку». Потребовалось недюжинное самообладание, чтобы остановиться, и Трисс торопливо подошла к комнате Пен, чтобы скорее избавиться от соблазна.

– Пен? – тихо окликнула она, постучав в дверь и надеясь, что не ошиблась с комнатой. – Твой обед!

Ответа не было. Трисс задумалась, сидит ли Пен угрюмо внутри, игнорируя ее, или выбралась через окно и убежала в знак протеста. Трисс поставила поднос на пол.

– Пен, оставляю его под дверью.

«Пожалуйста, подойди и возьми еду, Пен. Пожалуйста! Не думаю, что я смогу совладать с собой, если ты этого не сделаешь». Пен не появилась. Запах, тянувшийся от тарелки, щекотал нос Трисс, и даже закрыв глаза, она продолжала видеть пирог с золотистой корочкой и блестящей подливой и крупицы перца на нежной мякоти картофеля…

Это уже слишком. Со слабым беспомощным всхлипом Трисс упала на колени и схватила вилку. Еда Пен была вкуснее, чем ее собственная, вкуснее, чем что бы то ни было. Она попыталась растянуть удовольствие, но не смогла. Попыталась остановиться, но не смогла. С жадностью облизывая тарелку, она услышала знакомый голос в кабинете отца, кабинете, который должен быть пустым. Трисс поставила пустую тарелку на поднос и осторожно двинулась в сторону кабинета. Приложив ухо к двери, она услышала голос, очень похожий на Пен, тихий и настойчивый. Заглянув в замочную скважину, Трисс убедилась, что это и правда Пен. Ее младшая сестра стояла спиной к ней, но Трисс видела, чем она занята. Она позволяла себе вольности с самым священным и внушающим благоговение предметом – домашним телефоном. Брови Трисс изумленно поднялись. Она не удивилась бы сильнее, даже если бы Пен одолжила семейный автомобиль покататься.

Это был блестящий черный телефон, висящий на стене, и поэтому для него нужна была только одна рука вместо двух[3]. Он располагался на такой высоте, чтобы им было удобно пользоваться отцу Трисс, и Пен пришлось подставить стул и встать на цыпочки, чтобы ее лицо стало вровень с микрофоном. Ее правая рука прижимала маленькую коническую слуховую трубку к уху.