Парижский архитектор - Чарльз Белфор (2013)

Это было типичное парижское кафе: тесноватый зал, вымощенный черно-белыми плитками, маленькие столики вдоль стен и бар со скудным набором напитков напротив входа. Оккупация совершила с Парижем невообразимое, лишив французов самого жизненно важного – сигарет и вина. Но это кафе стало неотъемлемой частью существования Люсьена, и он продолжал ежедневно приходить сюда, чтобы курить поддельные сигареты, набитые травой, и потягивать разбавленную бурду, именуемую нынче вином. Хозяин кафе «Д'Эте» наверняка видел, что произошло, поэтому, когда Люсьен проходил мимо, опустил глаза и принялся вертеть в руках собственные очки, словно Люсьен подхватил какую-то заразу от общения с немцами.

Это напомнило ему случай, когда в кафе вошли пятеро немцев. В зале воцарилась абсолютная тишина, словно кто-то выключил все голоса. Солдаты тотчас ушли.

В грязноватой туалетной комнате Люсьен снял пиджак и принялся его отчищать. На спине виднелись несколько бурых пятнышек размером с горошину и одно, чуть побольше, на рукаве. Люсьен смочил полотенце холодной водой и попытался стереть с ткани кровь убитого еврея, но пятна, хоть и не такие заметные, все равно остались, и это огорчало, ведь у него был всего один костюм. В зеркале отразился рослый мужчина с выразительными карими глазами и копной вьющихся каштановых волос, довольно изысканно одетый – выбирая одежду, Люсьен всегда был особенно придирчив. Его жена Селеста отличалась особой сообразительностью в решении подобных проблем, и она наверняка сумеет окончательно отчистить пиджак от крови.

Он выпрямился и еще раз взглянул на свое отражение в зеркале над раковиной, чтобы убедиться, что на лице и волосах не осталось следов крови, затем взглянул на часы и внезапно понял, что до намеченной встречи осталось каких-то десять минут. Он натянул пиджак и бросил испачканное полотенце в раковину.

Выйдя на улицу, Люсьен не удержался и украдкой взглянул в дальний конец улицы – туда, где произошло убийство. Немцев, как, впрочем, и мертвого тела, уже не было, и только по луже крови на асфальте можно было догадаться о случившемся. Немцы, как всегда, действовали невероятно оперативно. Если б это были французы, то они толпились бы вокруг убитого, курили и рассуждали об убийстве, а к тому времени, когда подоспела бы машина из морга, труп уже полностью окоченел бы. Люсьену хотелось оказаться как можно дальше от этого жуткого места, и он не без труда заставил себя замедлить темп и двинуться по тротуару обычным энергичным шагом. Он не любил опаздывать, но не хотел получить пулю в затылок только из стремления быть пунктуальным. Месье Мане его поймет. За этой встречей стояла возможность получить работу, и Люсьену не хотелось, чтобы у заказчика сложилось о нем плохое впечатление.

Еще в самом начале своей карьеры он понял, что архитектура – это и бизнес, и искусство, и к появлению нового клиента нужно относиться не так, словно он первый и единственный, а считать этот факт началом постоянного сотрудничества. Человек, с которым он собирался встретиться – его звали Огюст Мане, владел заводом, до войны выпускавшим двигатели для «Ситроенов» и автомобилей других марок. Перед подобными встречами Люсьен всегда старался собрать о заказчике как можно больше информации, чтобы понять, есть ли у того деньги, а у месье Мане деньги были – старый семейный капитал, умножавшийся с каждым поколением. Огюст Мане вложил всю свою энергию в промышленность, что в кругу, к которому он принадлежал, считалось предосудительным, а деньги, заработанные таким образом, – грязными и недостойными. Но он в сотню раз приумножил семейный капитал, невероятно нажившись на всеобщем увлечении автомобилями, и ныне занимал в обществе такое положение, что мог получить любой контракт от оккупационных властей.