Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Но чтобы завоевать его, надо посвятить ему всего себя, надо полностью порвать с вашим прошлым миром, покончить с представлением о человеке как о жертвенном животном, существующем ради удовольствия других. Сражайтесь за ценность своей личности. Сражайтесь за то, что является сущностью человека, — за верховенство его разума. Со светлой надеждой и полной уверенностью сражайтесь, зная безусловную свою правоту и веря в нее, ибо ваш нравственный принцип есть принцип жизни, ибо вы ведете бой за все новое, ценное, великое, доброе — за все светлое и радостное на земле.

Вы победите, когда будете готовы произнести клятву, которую я дал самому себе в начале своей борьбы. Для тех, кто хочет знать день моего возвращения, я повторяю ее во всеуслышание:

клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня.

Глава 8

Эгоист

— Мне это показалось, а? — выпалил мистер Томпсон.

Они стояли перед радиоприемником. Только что прозвучало последнее слово Галта, после чего последовало долгое молчание, в течение которого никто не шевельнулся. Все смотрели на приемник, будто выжидая. Но видели перед собой только деревянный ящик с кнопками и кружком материи, обтягивающей умолкший репродуктор.

— Показалось… Только мы, кажется, тоже слышали, — сказал Тинки Хэллоуэй.

— Тут ничего не поделаешь, — откликнулся Чик Моррисон.

Мистер Томпсон сидел на тумбочке. Ниже, на уровне его локтя, бледным продолговатым пятном виднелось лицо Висли Мауча, примостившегося на полу. За ними, как островок в полутьме обширной студии, лежала площадка, обставленная для их выступления в эфире; сейчас она опустела, хотя освещение еще не выключили; никто не позаботился убрать ненужный свет, заливавший расположенные полукругом кресла.

Мистер Томпсон перескакивал взглядом с одного лица на другое, словно в поисках каких-то одному ему ведомых признаков. Остальные делали то же, но скрытно; каждый старался уловить реакцию другого, не раскрывая раньше времени своей.

— Выпустите меня отсюда! — закричал какой-то молодой ассистент, закричал внезапно, ни к кому не обращаясь.

— Сиди на месте, — откликнулся мистер Томпсон. Казалось, звук собственного голоса вкупе с видом тотчас же безмолвно замершей фигуры ассистента, издавшего, впрочем, похожий на икоту стон, чрезвычайно ободрили мистера Томпсона и помогли ему вернуть привычный образ действительности. Его голова высунулась из плеч на дюйм выше.

— Кто допустил такое бе… — начал он, возвышая голос, но тут же замолчал: он ощутил чреватый опасностью панический страх загнанных в угол людей. — Ну, что скажете? — закончил он.

Ответа не последовало. Он подождал.

— Что же вы молчите? Скажите что-нибудь.

— Почему мы должны принимать это всерьез? — воскликнул Джеймс Таггарт, почти с угрозой приблизив лицо к мистеру Томпсону. — Почему? — Лицо Таггарта исказилось, черты расплылись. На верхней губе проступили усы из крупных капель пота.

— Умерь тон, — распорядился мистер Томпсон, но без уверенности и отступив назад.

— Мы не должны принимать это всерьез! — монотонно, на грани истерики гудел Таггарт. — Раньше ведь такого не случалось! За ним нет никого и ничего! Мы не должны принимать это всерьез!

— Успокойся, — уговаривал его мистер Томпсон.

— Но почему он так уверен в собственной правоте? Кто он такой, чтобы идти против всего мира? Против всего, что говорилось веками. Откуда ему-то знать? Кто вообще может испытывать в чем-нибудь уверенность? Никто не знает, что правильно! Вообще нет никакого «правильно»!

— Да заткнись ты! — взревел мистер Томпсон. — Что ты ноешь, как…