Обитель - Захар Прилепин (2014)

Он рассказал ещё дюжину историй про лисий характер, повар подыгрывал и вставлял иной раз меткое словцо, Артём вдруг разглядел в его маслянистых глазках отсветы прежней, нэпманской, в московских злачных местах, жизни; бумажный зам разговаривать не умел, однако общей милейшей картины не портил. Было по-настоящему забавно слушать Крапина, Галя смеялась в меру, будто соблюдая чин, даже баней и послебанным чаем не отогретый, — но всё равно от души, зато Афанасьев заливался до слёз и, кажется, проникся к гражданину бывшему милиционеру нежнейшими чувствами — он и не ожидал от Крапина такой наблюдательности и доброты. А кто зверя видит и знает — тот неизбежно мудрый и в человечьих делах человек.

Пироги доели, посуду прибрали — Галя, конечно, к пустым чашкам и не притронулась, и не разрешила Крапину подать ей кожаную чекистскую тужурку: сама, спасибо.

Спать Галю определили в домик Артёма — где он раньше ночевал с тем лагерником, которого покусали, а теперь вот делил крышу с Афанасьевым. У снабженца нашлись чистые простыни и наволочки для гостьи.

Водитель моторной лодки лёг в бане. Крапин в своей избушке, где, на правах старшего, проживал один.

Что до Артёма и Афанасьева — то их Крапин отправил в третий жилой домик на острове, где обитали его заместитель по всяческой отчётности и повар, он же снабженец.

В этом домике был чердак, запылённый, но для разового сна пригодный.

Насмеявшийся и пирогов наевшийся Афанасьев сразу завалился и засопел.

Артём изо всех сил старался не шевелиться и всё прислушивался, как там внизу. С чердака можно было бы спуститься через избу, а можно и по лестнице через чердачное окно. Но он всё равно хотел дождаться, когда всё успокоится, чтоб не волноваться за возможный шум, который неизбежно случится. Повар, как у поваров водится, захрапел сразу, а бумажный зам жёг лампу целый час — что-то, вдохновленный приездом Галины, рисовал там, чертил таблицы и считал лисьи хвосты.

Наконец и этот затих, потушив лампу.

С тяжестью в груди — словно лежал под мешком с мукой — Артём выждал ещё какое-то время, пытаясь читать про себя стихи — но бросил на полпути, не добравшись после первых строк ни до палача с палачихой, ни до чёрта, хрипящего у качелей, ни до кроличьих глаз, ни до балующего под лесами любопытного…

…Надеялся, что прошло полчаса с лишним, но скорее ограничилось всё пятнадцатью тягучими минутами.

Стараясь не шуметь, Артём поднялся и двинулся к чердачному окну… естественно, полы заскрипели так, что дом, казалось, сейчас развалится… Артём замер и решил сделать два твёрдых шага, так в итоге тише получится — и тут же влетел лбом в балку — едва не заорал от боли… присел и минуту любовался на золотые россыпи в глазах… трогал лоб, облизывал руку — был уверен, что раскроил полголовы и всё уже в крови… но нет, рука была сухая…

Толкнул окно с чердака — оно истошно прорыдало в темноту — хорошо ещё, дождь сыпал понемногу — его лёгкий перестук и перехлип хоть что-то скрывал.

А может, и не очень…

Из окна повеяло не осенним холодком.

Плюнул на всё: «А если мне по нужде надо — чего, я обязан красться, что ли?» И решительно слез вниз, едва ли не нарочно громыхая.

Пока спускался по лестнице, лицо запрокидывал, чтоб на битый лоб попадали капли — дождь был почти белого цвета — но в месте ушиба ничего не чувствовалось, словно влага испарялась на подлёте.

Ступив на землю, почувствовал себя, как сбежавший из клетки зверь — воля, и нет больше ничего.

Не оглядываясь, поспешил к избе, где ночевала Галя.

Она тут же, едва стукнул пальцем, выглянула в окно.

«Не спала!» — ёкнуло в сердце.

— Крапина не видел? — спросила она, улыбаясь; голос был хорошо слышен через стекло. — Приходил час назад, просился с отчётом.

— И что ты сказала? — спросил Артём, стоя у окна и словно бы не торопясь в дом.

— Что-что… Спросила, не хочет ли на Секирку — там и отчитается по всем вопросам.

* * *