Крестный отец - Пьюзо Марио (1969)

Села сама и, настойчиво потчуя Кей, принялась подробно, с живым любопытством, ее расспрашивать. С видимой радостью приняла известие, что Кей стала школьной учительницей, что в Нью-Йорк приехала навестить старых подруг и что ей только двадцать четыре года. Слушала и кивала головой, будто каждый из этих фактов соответствовал некоему реестру, составленному ею в уме. Кей от волненья способна была лишь кое-как отвечать на вопросы, ничего не прибавляя.

Она увидела его в окно. К дому подъехала машина, из нее вышли двое. За ними — Майкл. Он выпрямился и что-то сказал одному из мужчин, стоя левым боком к кухонному окну. На щеке внизу была вмятина — как если б ребенок, расшалясь, продавил ударом лицо целлулоидного голыша. Как ни странно, в ее глазах это не портило его, но у нее тотчас же навернулись слезы. Она увидела, как он приложил белоснежный платок ко рту, потом к носу, подержал так минутку и отвернулся, входя в дом.

Слышно было, как открылась дверь; в коридоре, ведущем на кухню, раздались его шаги. Он вошел — и увидел ее за столом с его матерью. Первое мгновенье он оставался совершенно неподвижен, потом еле заметно улыбнулся краем рта; слева улыбке мешала вмятина. И Кей, которая раз сто репетировала про себя небрежное: «Ну, привет — вот и встретились», сорвалась со стула и кинулась к нему на шею, пряча мокрое лицо у него на груди. Он поцеловал ее в щеку, подождал, пока она успокоится, и, обняв за плечи, повел из дома к своей машине. Отмахнулся от телохранителя. Они выехали за ворота; Кей, сидя рядом с ним, стирала с лица платком остатки наведенной красоты.

— Я не хотела, это само получилось, — сказала она. — Просто никто не говорил мне, как сильно тебя покалечили.

Майкл рассмеялся и потрогал вмятину.

— Ты об этом? Да пустяки. Синусит себе нажил, а так… Теперь, когда я дома, пожалуй, надо будет привести это дело в порядок. Я не мог написать тебе — и ничего не мог. Это ты должна понять прежде всего.

— Поняла.

— У меня есть квартира в городе. Хочешь, поедем туда, нет — можем в ресторан, пообедаем, выпьем.

— Я не хочу есть, — сказала Кей.

Некоторое время они ехали молча по дороге в Нью-Йорк. Майкл спросил:

— Ну ты как, сдала на бакалавра?

— Сдала. Учительствую теперь дома в начальных классах. А скажи, все же выяснилось, кто на самом деле убил полицейского? Ты поэтому смог вернуться?

Майкл ответил не сразу:

— Да, выяснилось. Ты разве не читала? Было во всех нью-йоркских газетах.

Значит, он все-таки не убийца! Кей просияла от радости.

— К нам в городок приходит только «Нью-Йорк таймс». Запрятали, наверное, эту новость куда-нибудь на восемьдесят девятую страницу. Если б я прочитала, то позвонила бы твоей матери гораздо раньше… — Она вдруг запнулась. — Смешно признаться, но после разговоров с ней я почти готова была верить, что это сделал ты. И вот сейчас, за чашкой кофе, как раз перед тем, как ты вошел, узнаю от нее про этого ненормального, который во всем сознался.

Майкл сказал:

— Может быть, она и сама сначала этому верила.

— Как так? Родная мать?

Майкл усмехнулся.

— Матери, они вроде полицейских. Всегда верят худшему.

В Нью-Йорке он поставил машину в гараж на Малбери-стрит — владелец гаража поздоровался с ним, как со старым знакомым. Они завернули за угол, подошли к некогда импозантному, но обветшалому дому, стоящему в ряду таких же запущенных строений. Майкл открыл парадную дверь своим ключом; внутри дом поражал чистотой, богатством обстановки, как городская резиденция миллионера. Майкл поднялся по лестнице и впустил Кей в квартиру с огромной светлой гостиной, к которой примыкала просторная кухня; другая дверь вела в спальню. Майкл достал из бара в углу гостиной бутылки, смешал себе и ей коктейли. Они посидели на диване, помолчали.

— Ну, что, — тихо сказал Майкл. — Пошли в спальню?

Кей отпила большой глоток и улыбнулась.

— Да.