Крестный отец - Пьюзо Марио (1969)

— Я верю в семью Корлеоне. Верю в тебя, в семью, которую мы можем создать. Я тоже не полагаюсь на то, что общество нас защитит, и не намерен доверять свою судьбу людям, чье основное достоинство — умение правдами и неправдами заполучить на выборах большинство голосов. Но это — лишь на сегодняшний день. Времена таких, как мой отец, миновали. Действовать его методами больше невозможно, за них приходится слишком дорого расплачиваться. Хотим мы того или нет, семейство Корлеоне вынуждено будет влиться в существующее общество. Однако влиться, как я уже сказал, сохраняя изрядную долю личного могущества — то есть, иначе говоря, деньги и обладание иного рода ценностями. Я хочу сам как можно надежней защитить своих детей до того, как они разделят общую участь.

— Слушай, ты добровольно пошел воевать за эту страну — ты фронтовик, герой, — сказала Кей. — Откуда в тебе эта перемена?

— Я смотрю, этот разговор нас никуда не ведет, — сказал Майкл. — Но предположим, и я, как сыновья твоей Новой Англии, тоже по натуре приверженец коренных традиций. Предпочитаю сам за себя постоять — лично. Правительства, если разобраться, не шибко-то пекутся о своих народах, но сейчас суть не в том. Сейчас могу сказать одно — я обязан помочь отцу, обязан быть на его стороне. А будешь ли ты на моей стороне — это тебе решать. — Он взглянул на нее с улыбкой. — Вероятно, мысль о женитьбе — не лучшее, что пришло мне в голову.

Кей похлопала ладонью по кровати.

— Не знаю, как там насчет женитьбы, но я два года живу без мужчины, и так легко тебе не отделаться. Давай-ка иди сюда.

Когда они, выключив свет, вновь оказались вдвоем в постели, она спросила шепотом:

— Ты веришь, что у меня ни с кем ничего не было с тех пор, как ты уехал?

— Я тебе верю, — сказал Майкл.

— А у тебя? — шепнула она еще тише.

— Было. — Он почувствовал, как она подобралась. — Но уже полгода, как нет.

Он сказал правду. Кей была первой женщиной, к которой он прикоснулся после смерти Аполлонии.

ГЛАВА 26

Из окна шикарного номера открывался нездешней красоты ландшафт, созданный позади отеля человеческими руками: пальмы, подсвеченные оранжевыми огоньками лампочек, обвивающих их стволы, темно-синие зеркала двух огромных бассейнов, мерцающие под крупными звездами пустыни. Лас-Вегас приютился в своей неоновой долине, обрамленной по линии горизонта песчаными буграми и каменистыми скалами. Джонни Фонтейн опустил руку, и серая, богато расшитая портьера расправила свои тяжелые складки. Он отвернулся от окна.

Специальная группа из четырех человек — кассир, банкомет и его подмена, официанточка из коктейль-бара, едва прикрытая кокетливой униформой ночного клуба, — заканчивали приготовления к карточной игре по частному заказу.

Нино Валенти, держа в руке большой стакан виски, полулежал на кушетке в гостиной люкса, наблюдая, как служащие казино устанавливают карточный подковообразный стол для игры в очко, вносят полдюжины стульев, обитых кожей.

— Вот и ладненько, вот и отлично, — приговаривал он, нарочито тяжело ворочая языком. — Джонни, поди сюда, сыграй со мной против этих сволочей. Мне же, слушай, фартит необыкновенно. Мы разденем их догола.

Джонни опустился на скамеечку против кушетки.

— Я не играю в азартные игры, ты ведь знаешь. Чувствуешь себя как, Нино?

— Лучше всех. — Нино ухмыльнулся. — К полуночи девки сюда подтянутся, поужинаем — и опять за картишки. Представляешь, на пятьдесят, без малого, кусков обставил заведение, так они от меня уже неделю никак не отвяжутся.

— Да-да, — сказал Джонни. — Интересно, кому все это достанется, когда ты сыграешь в ящик.

Нино залпом осушил стакан.

— Ты, Джонни, скучный человек — слава одна, что гуляка. Да распоследний туристик в этом городе имеет больше удовольствия от жизни.

— Это точно, — сказал Джонни. — Тебя до карточного стола-то подбросить?