Это было уже после того, как все произошло. После прибытия голодного человека, после безумия на острове. После того как Макс стоял на носу лодки Оливера МакКэнти, пришпиленный светящейся красной точкой – лазерным прицелом снайпера.

После военной дезинфекции его перевели в изолированную клинику. В конце концов, он ведь был токсичным. Инфицированным.

А может, и не был.

Его тыкали и кололи, брали пинты крови, делали эндоскопию, рентген, МРТ, составляли карты черепа, сделали ему все известные человечеству прививки.

А потом признали чистым.

Было странно вернуться в Норд-Пойнт. Все осталось по-прежнему, но одновременно изменилось. Друзья-скауты умерли. Прежние приятели держались на расстоянии. Люди относились к нему по-разному. Большинство жалело. Хотя некоторые и считали, что он творил на острове ужасные вещи, раз выжил. Другие, завидев его, переходили на противоположную сторону улицы.

Время от времени к его дому подъезжал черный фургон. Оттуда выходили люди в защитных костюмах. И снова анализы. И снова уколы. Его кровь, жидкие и твердые выделения собирали в стерильные пакеты. Макс представлял, как какой-нибудь ученый в белом халате копается пинцетом в его дерьме, хмурится и ворчит, пытаясь отыскать улики. От этих мыслей становилось смешно. Ну, почти смешно.

МАКСУ СНИЛИСЬ кошмары. Других снов он теперь не видел, хотя чаще ему вообще ничего не снилось. Он просто закрывал глаза, и бах! Темно. Восемь часов спустя темнота уходила. И он просыпался. Такие ночи ему нравились.

В плохие ночи в его снах тоже была чернота. Только ее наполнял звук. Всегда один и тот же – что-то копошилось в темноте. А когда Макс просыпался, он пускал нюни точно младенец.

Теперь, желая спокойной ночи, мама целовала его в лоб. Раньше в губы.

Макс пытался вернуться к прежней жизни, но той просто не существовало больше.

Ему не разрешалось ходить в школу. Родители многих учеников считали неправильным то, что Макс дышит одним воздухом с их детьми. Лично против Макса никто ничего не имел. Он был славным ребенком. Он был выжившим.

Но те существа, с которыми Макс столкнулся на острове, тоже умели выживать. Родители читали газеты. Видеозапись одного из экспериментов доктора Эджертона просочилась в Интернет. Все знали, на что способны эти твари, – так или иначе, объективно знали. Все видели червей, но те никого не тронули. В физическом смысле. Так что головой люди понимали, а вот кожей не ощутили, и в этом была разница.

Все считали, что прекрасно знают о том, что происходило на острове. Каждый был настоящим экспертом. Но на самом деле они не знали ничего. Предполагали, конечно, плохое. Но то, что происходило на самом деле, было намного хуже.

Макс учился дома. Задания ему присылали в бумажных конвертах. Ответы приходилось отправлять по электронной почте, поскольку учителя выражали беспокойство по поводу того, как именно обращаться с бумагой, к которой он прикасался.

Однажды утром Макс обнаружил прикрепленный к входной двери плакат. Тот напоминал ярмарочную афишу – вроде тех, что делали для шоу уродов.

«Удивительный мальчик-червь», – прочитал он надпись, набранную шрифтом, который словно истекал кровью.

Как-то вечером мама приготовила на ужин свинину в кисло-сладком соусе. От нее исходил хорошо знакомый запах – тот самый, пронзительный и сладкий. Макс заорал. И не умолкал, пока отец не вынес сковородку с мясом на улицу и не выкинул в сугроб. На это ушло время, поскольку отец сильно хромал – его правое колено раздробили военные, когда поймали после угона катера Кэлвина Уолмака.

Макс держался особняком. И выбора-то особого на самом деле не было. Макс не бродил по лесу и спускался к морю.