Полуночница - Александра Елисеева (2020)

Посредине площади корчился от боли зверёк. Именно зверёк, а не человек или мужчина. Его лицо выражало чистое страдание, настоящее и искреннее, в котором не было ни капли игры. Весь измазанный в грязи, он волочился спиной по камню, царапая и без того обезображенную шрамами кожу. Тело покрывали синяки, фиолетовыми цветами украшающие грудь. Рваные по колени штаны, пропитанные едкой мочой, истощали мерзкий запах, даже на отдалении проникающий в ноздри.

Я остолбенела. Меня продолжали давить со всех сторон, но я перестала это чувствовать. Лишь замерла, не способная пошевелиться. Я не смогла отвести глаз от жуткой картины, ещё не раз обещавшей преследовать во снах.

Он заскулил. Я похолодела, не замечая, как дрожь волнами содрогает тело. В этом скулеже слились ужас от ожидания скорой расправы и мольба о пощаде, но стража Льен, облачённая в серую форму, единственным ярким пятном на которой был вышитый алыми нитками кинжал, не знала милости. Лошади гарцевали и беспокойно ржали, предчувствуя беду, несмотря на «ушки», ограждающие от излишних звуков.

Я дёрнулась вперёд. Я продиралась сквозь толпу людей, как горячий нож через воск, настойчиво напирая на преграду. Толпе пришлось расступиться, пропуская меня вперёд. Я рванула с единственной мыслью — спасти, немедленно спасти. Не замечая ничего вокруг, я остановилась, лишь когда кто-то схватил меня под локти.

— Дальше нельзя, — вмешался страж, крепко меня держа.

Мне захотелось ударить его, но когда я уже занесла кулак, то снова повернулась к центру площади и увидела лицо зверька. Покорёженное от ужаса, оно смотрело в глаза вершителям справедливости. Оцепенение прошло.

— Не Милош, — невольно выдохнула я, испытав облегчение, и тут же испуганно дёрнулась. Но мне повезло: слова, обронённые с языка, утонули в общем гуле, и стражи ничего не услышали.

Их занимало другое. Зверька, выпущенного на цепи на забаву публике, снова скрутили, не давая пошевелиться. Конечности крепко обвязали верёвками, проверив узлы на прочность. Они не подвели.

Четыре всадника двинулись на лошадях по кругу вокруг зверька, и тот захрипел. Толпа, предчувствующая кульминацию вечера, возликовала. Я по-прежнему корила себя за неспособность отвернуться, но отвратное зрелище не желало отпускать.

Верёвки тянулись от осуждённого к копытным, извиваясь уродливыми змеями. Наконец лошади начали уходить в стороны, и путы напряглись. Пленник заорал. Его распятое тело звездою раскинулось в стороны. Выпученные от боли глаза глядели прямо в небо, но Треокий, где бы он не находился, не пожелал помочь.

Руки и ноги мужчины опасно дёрнулись, и сквозь крики толпы оглушительно прозвучал хруст. Кости вышли из суставов, но мужчина всё ещё не закрывал глаза, хотя другой бы уже потерял сознание от боли.

Всадники тянули дальше. Конечности ещё сильнее напряглись, и спустя недолгое время их удалось оторвать. Обезображенные остатки человеческого тела ещё подавали признаки жизни, хотя осуждённый давно потерял способность мыслить и закрыл глаза.

Не находя в себе сил больше смотреть на покорёженный кусок мяса, я бросилась бежать. Когда я покинула площадь, то согнулась, будто меня пырнули ножом в живот. Меня вырвало прямо на мостовую.

Справедливость хороша, когда она не касается близких тебе людей. Крик осуждённого ещё долго стоял у меня в ушах. Мне пришлось превозмочь себя, чтобы всё-таки дойти до почтомата и отправить Барни письмо. Руки не желали слушаться, и конверт долго не удавалось засунуть в щель ящика.

Глава 26

Отправка срочных писем стоила баснословно дорого. Почтоматами могли похвастаться лишь крупнейшие города Льен, а самые богатые люди царства имели в своём распоряжении личные зачарованные футляры, переносящие корреспонденцию на большие расстояния.