Питбуль - Анне Ханкок (2021)

Следующие полчаса Элоиза говорила, а Шефер слушал, не перебивая. Закончив, она спросила:

— Ты все еще в больнице Видовре?

— Да. А что?

— Там работает одна женщина. Она была с Мией Сарк в ночь, когда та исчезла. Ее все звали Малу, а ее настоящее имя… минутку. — Шефер слышал, как Элоиза листает какие-то бумаги. — Мария Луиза Янг. Она врач-педиатр.

— И что там она?

— Она сказала полиции, что видела Мию Сарк с каким-то мужчиной за несколько недель до ее исчезновения. Что Мия держала все в секрете и не рассказывала ей, кто он. Возможно, Янг хотела сказать, что они встречались втихаря.

— И что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Спроси ее, что́ она видела, как он выглядел и что произошло той ночью. Мать рассказала, что незадолго до исчезновения Мия принесла домой кучу денег, и она тогда подумала, что дочь украла их. Может быть, эта Малу знает, откуда взялись деньги.

— О какой сумме идет речь? Полная сумка наличности, что ли?

— Десять тысяч крон. Мать подумала, что она могла украсть их в кафе, в котором работала.

— Десять тысяч — это ерунда. Это не та сумма, из-за которой через двадцать лет станут вскрывать автомобили или избивать людей. Что бы там ни искали эти люди, это не десять тысяч крон.

— Ну тогда спроси ее о том мужчине, с которым она видела Мию Сарк. Спроси, был ли это Мазорек.

— Есть ли его описание, от которого можно отталкиваться?

— У меня есть фотография. Я тебе пришлю, — сказала Элоиза.

— Хорошо, — сказал Шефер. — А ты? Что будешь делать?

— Я еду поговорить с Петером Зельнером.

Шефер положил телефон в карман, снова прошел через раздвижные двери и оглядел длинный коридор. Он изучил схему на стене и попытался соотнести отделения с радужными полосами, которыми, как указателями, пестрел пол. Больница Видовре была крупнейшей в стране и обслуживала более сорока тысяч пациентов в год. Найти в ней дорогу было все равно что найти дорогу в большом провинциальном городе с одинаковыми домами и жителями, одетыми в одинаковую белую форму, где все дороги прямиком ведут в ад.

Отделение ампутации и травматологии, говорите? Следуйте за зеленой стрелкой! Клиника нейрореабилитации и черепно-мозговых травм? Синяя стрелка! Отделение диализа? Красная! Лечение рака желудочно-кишечного тракта? Follow the yellow brick road![27]

Он заметил молодого, хорошо одетого парня, ехавшего по коридору на скутере, и окликнул его.

Парень нажал пяткой на тормоз и остановился перед Шефером.

— Да?

Шефер показал свой полицейский значок.

— Я ищу врача по имени Мария Луиза Янг. Вы бы не могли подсказать мне нужное направление?

— Мария Луиза Янг, — повторил парень и вынул из кармана халата телефон. — Вы не знаете, в каком отделении она работает?

— Она педиатр. Это все, что я знаю.

Парень стал печатать.

— Янг… Янг… Вот! Вам в детско-юношеское отделение. Это в самом конце, вон там. Номер 411. Просто идите по черной стрелке!

Шефер поблагодарил его за помощь и пошел.

27

Раздался влажный шлепок, за ним — шипение. Следователь Петер Зельнер наблюдал, как таблетки растворяются в воде. Он покрутил микстуру в стакане и выпил ее в два больших глотка, потянулся за бутылкой виски, стоявшей рядом с умывальником, наполнил стакан до краев и снова опрокинул его.

Он открыл кран и, подставив руки под струю, плеснул холодной водой себе в лицо. Он приложил палец к ноздре, высморкался в раковину, вытер лицо полотенцем, а затем положил руки на край раковины и устало осмотрел себя в зеркале. Под опустевшими глазами пролегли глубокие темные морщины, отросла длинная, неравномерно окрашенная серебристо-серая щетина.

Он открыл зеркальный шкафчик и посмотрел на бритву, стоявшую в кру́жке с зубной щеткой. Достал ее и закрыл шкаф. Он переводил взгляд со своего отражения в зеркале на лезвие в руке.

Сегодня был день рождения Никки. Ему бы исполнился двадцать один год.