Оригиналы - Кэт Патрик (2015)

Я чувствую, что он хочет спросить меня, но все же молчит. Просто берет меня за руку и ведет меня назад к входу. Но перед тем как мы выходим из темноты, он быстро поворачивается и опять целует меня. Наши губы закрыты, но он так сильно ко мне прижимается, что мне приходится рукой опереться о стену. Он отстраняется и пристально смотрит.

— Я чувствую… — начинаю я, тут же умолкнув, потому что не уверена, что хочу сказать. Вместо этого я кладу свою руку ему на грудь, прямо над сердцем. Он позволяет моей руке оставаться там, а потом берет ее и целует мою ладонь.

— Я тоже, — говорит он, отворачиваясь, чтобы уйти.

— Шон?

— Да? — Он выжидающе смотрит на меня, и это заставляет меня чувствовать себя одновременно воодушевленной и разбитой. Прямо сейчас я не уверена, стоило ли вообще целовать его. И даже если это плохая идея, я дам ему немного больше.

— Ты можешь звать меня Лиззи.

Глава 9

Девять.

Одиннадцать.

Полночь.

Два часа ночи.

В моей грудной клетке образовалось отверстие, сложив её наполовину и ещё раз наполовину. Часть меня — часть, которая сохраняла ощущение губ Шона на моих, — закипала от счастья.

Эта часть занимает мой бодрствующий мозг киномонтажом о прошедшем романтическом времени.

Эта часть выбирает наряд для сезонного студенческого бала, для которого слишком рано, и шепчет наши имена вместе, решая, как будет звучать лучше: с его именем в начале или моим, и хочет, чтобы он позвонил, даже несмотря на то, что я была очень странной, когда он спросил, может ли он это сделать.

Но вмешивается другая часть моего мозга, бессердечно напоминая мне, насколько Шон и я в действительности не можем быть вместе. О том, что если ситуация не изменится, то мы не никогда не будем вместе.

Элизабет Бест встречается с Дэвидом Ченслером, и это всё, что есть. Это не Шон и Лиззи, или Лиззи и Шон, это только Дэвид и Элизабет. Эта часть занимает меня до трёх часов, заставляя ворочаться и метаться по кровати в попытке найти удобную позу.

Но сердце мое болит вне зависимости от того, на какой стороне я сплю.

Когда шум от работающего пылесоса будит меня в семь утра, я ору не с той стороны кровати:

— Серьёзно? — кричу я Элле через шум. — Слишком рано для уборки!

— Мама в одном из своих состояний безумной чистоты, — кричит она в ответ. — Мы все получили по списку неприятной работы. Я хочу закончить со своей поскорее.

— Дерьмо! — кричу я ей, несмотря на то, что это не её вина. Каждый раз, когда мама переживает о чём-то, она превращается в робота-уборщика.

Она определяет для каждой из нас список заданий по дому, и это действительно отстой, но я предполагаю — уборка способ её общения. Я бы задалась вопросом, что поставило её в такое положение в это время, если бы не была так озабочена своими собственными страданиями и усталостью от всего нескольких часов сна.

Я топаю вниз, думая только о Шоне и о том, насколько всё несправедливо. Я даже не могу порадоваться своему первому поцелую — это было удивительно, — потому что мама не позволит мне продолжить это.

— Вижу, сегодня ты в хорошем расположении духа, — саркастически говорит мама, когда я вхожу на кухню. Меня чуть не тошнит от запаха отбеливателя.

— Я в порядке, — отвечаю я.

— Это всё ещё из-за мальчика? — спрашивает мама, вытирая лоб обратной стороной перчатки. Тот факт, что она, кажется, думает, что я должна была уже закончить с этим, говорит о том, что она не верит, что мои чувства реальны.

— Что-то в этом роде, — говорю я, покидая комнату, потому что я предпочту голодать, чем быть около неё прямо сейчас. Это, должно быть, реально её рассердило, потому что она последовала за мной с губкой в руке.

— Лиззи, — говорит она. — Подожди.

Я продолжаю идти.

— Элизабет! — грозит она. — Остановись.

Я этого не делаю.