Черные паруса - Аластер Рейнольдс (2019)

До этого момента они говорили на нашем языке, словно по какой-то непонятной причине оказывали нам любезность, но теперь перешли на стремительный обмен шуршащими и щелкающими звуками, вроде тех, что издает разгорающийся костер. Бесполезно было гадать, кто говорит, а кто слушает, – будь они обезьянами, это был бы как раз тот случай, когда собеседники грубо перебивают друг друга, – но их способность изъясняться отличалась от нашей в той же степени, в какой человеческая речь отличается от кряканья уток.

Потом случилось кое-что странное, и оно беспокоит меня даже сейчас. Ползуны принялись разбрасывать над телом мистера Каттла какие-то крупинки, похожие на соль, которые достали из-под своих мантий. Сперва это тронуло меня – я предположила, что мы стали свидетелями деликатного ритуала в честь усопшего. Может, так оно и было. Мне доводилось слышать, что птицы усыпают умерших сородичей цветами, и я уверена, что среди множества разумных видов существуют и более странные церемонии. Но мой скудный жизненный опыт не содержал ничего похожего.

Мистер Каттл задымился. Это началось в двух или трех местах, затем усилилось, и через десять-пятнадцать секунд дым пошел со всего трупа, даже из тех частей, на которые, я могла бы поклясться, не попали крупинки. Он поглотил мертвеца целиком, но не было ни запаха, ни звука, и дым не задерживался в вестибюле. Вместо этого как будто растворялся, едва поднявшись, и когда исчез совсем, от тела не осталось ничего, даже пепельного контура. Черные и белые плитки пола были точно такими же грязными, как раньше, и если на них оставались частицы мистера Каттла, сомневаюсь, что их удалось бы обнаружить с помощью нашей криминалистической науки или той, что существовала в предыдущие Заселения.

Первый ползун обратил тьму под своим капюшоном в мою сторону.

– Какое отношение вы имеете к мистеру Каттлу?

– Я… я… – После такого зрелища мне было трудно думать, не то что говорить. – Я познакомилась с ним только сегодня. Мы все с ним познакомились сегодня. Он был у мистера Глиммери, в золотом дворце над больницей.

Второй ползун спросил:

– Какое отношение вы имеете к мистеру Глиммери?

– Будь на то наша воля, не имели бы никакого, – прорычала Фура в ответ. – Мы причалили. Наша подруга заболела, ей потребовалось лечение в стационаре. Глиммери… Так, что за ерунда, почему вы допрашиваете? Сами-то что тут делаете, разумники?

– У нас чисто меркантильный интерес.

– Ваше прибытие не осталось незамеченным, – сказал другой. – Вы прибыли с Пустотной стороны, ваши документы сомнительны.

– Смею напомнить, что этот мир под юрисдикцией обезьян, – сказала я. – Наши документы были приняты властями. Если вам что-то не нравится, разбирайтесь с ними. Мы со смертью вашего друга никак не связаны.

– Кто мог оставить отпечаток на полу?

– Откуда нам знать? – спросила Фура, надвигаясь на ползуна и уперев руки в бока. – Мы только что приехали. Мы не просили, чтобы за нами присматривал Глиммери или чтобы нас втянули в то, что связывает вас с ним.

– У нас общие интересы. Но есть и разногласия.

– Мистер Каттл выглядел так, словно Глиммери загнал его в угол, – сказала Прозор.

Пришельцы медленно повернулись, напомнив мне деревянные фигурки, что выходят из механических часов в назначенное время. Снова закрутилась дверь, в вестибюль вошли двое людей Снида, каждый с пистолетом. Один подошел к обмякшему клерку, поднял его голову и позволил ей с глухим стуком упасть обратно на газету. Клерк застонал, а затем резко пришел в себя, судорожно выбросил руку в сторону и задел мерцательник, который, свалившись на пол, очень эффектно разлетелся вдребезги. Другой вновь прибывший обратился к нам, обезьянам и ползунам: