Я, Всеслав - Ник Перумов (2008)

Соня только покачала головой. Машка за словом в карман не лезла и выражения не выбирала. Но разве ж это дело, когда в подполье можно перекричать, перегорлопанить командира? И что это за командир, сказал бы иной военный?.. Но тут-то как раз выбирать не приходится. Подполье, наверное, только потому ещё и существует, что нет в нём «вождей» и «лидеров», что решения принимаются совместно, хотя и способом, от которого любой выпускник Академии Генштаба грохнулся бы в обморок. Всё ведь начиналось совсем не так – и где те, первые?.. В большинстве своём далеко за Полярным кругом, а то и в питерской земле, в безымянных могилах.

В общем, «без оружия мы никуда». Думай, Соня, товарищ командир, где теперь доставать твоим капризным подчинённым их любимые игрушки.

…Шмонают теперь всюду. На всех до единого шоссе красуются уродливые блокпосты, груды бетона и железа, гнойные нарывы, вспухшие на земном теле. Не уедешь на поезде, не улетишь на самолёте, даже пешком уйти и то не сразу удастся: окраины патрулируются с особым тщанием, и не только внутренниками, а и настоящими рейнджерами.

– Выход отменяется, – железным голосом объявила Соня. – На арапа я не полезу.

Машка попробовала скандалить, кричала, размахивала руками и уверяла, что она, мол, берётся пронести через кордоны Московского хоть пулемёт, хоть базуку, ссылаясь при этом на свой, без сомнения, выдающийся опыт сексуального общения с разными гадами, состоявшими «при исполнении». Однажды Машку, по её словам, застукали на вокзале с засунутым за пояс юбки «стечкиным» и наверняка бы сдали куда следует, не обладай она, Машка, не только умом с сообразительностью, но и поистине неотразимой внешностью и не предложи уряднику тут же, в караулке, ко всеобщему удовлетворению, решить дело миром.

– Ветер у тебя в голове, Маха, – сердито оборвала Соня её излияния. – Нашла чем хвастаться. Не таскалась бы со стволом, так и не пришлось бы подол задирать.

– А чё тут такого? – не сдавалась та. – Мальчик попался миленький, прыткенький такой, весь из себя кавайный. Я аж кончила дважды!

Мишаня не выдержал – покраснел, заткнул уши и убыл в местную командировку – на кухню, ставить чай. Он до сих пор оставался девственником; Машка притворялась, что воспринимает это как личное оскорбление.

– Маха, ежели из того, что ты нам про свои похождения наболтала, – хоть десять процентов правды, то тебе лечиться впору. От того, что в народе «бешенством матки» называют, – фыркнула Соня.

– Это не лечится, – подал голос Костик, стоявший у окна. – Гляди-ка, гости к кому-то приехали…

Сонина квартирка – в «приличном» доме на углу Луначарского и Культуры, напротив больницы, из окон открывается вид на зелёную пойму ручья; возле перекрёстка долго громоздился «памятник вторжению» – перекрученные, искорёженные трамвайные рельсы, вместе со шпалами вырванные из земли. Тут взорвалась случайная ракета с «апача», не то ненароком выпущенная пилотом по неведомой цели, не то просто сорвавшаяся с пилона (такое, говорят, тоже бывает). Прошло уже три года с момента «установления международного контроля», но убрать груду металлолома сподобились только сейчас. Ну а трамваи, само собой, ходить перестали. Вместо них – бесчисленные маршрутки, отживающие свой век «Газели» разбавлены европейской рухлядью.

На перекрёстке с лихим визгом затормозил «Хаммер», пулемётный ствол тупо уставился в серое питерское небо. Шакалы, в необмятом натовском камуфляже цвета бетона пополам с асфальтом, горохом посыпались на тротуар. Несколько бабулек-коробейниц, робко выползших на перекрёсток с немудрёным своим товаром, опрометью кинулись прочь, но шакалам сегодня было не до собирания дани. Да и не вышло бы у них – Соня намётанным глазом тотчас заметила пару американцев-офицеров. При них-то шакалы тихи и смиренны, настоящие защитники прав человека и гражданских свобод, глаза б мои на них не смотрели.