Я, Всеслав - Ник Перумов (2008)

Шло время, рёв не смолкал, он становился всё громче, словно неведомый зверь медленными шажками приближался к центру города. Люди стояли, вытягивали шеи, точно заворожённые; вот, наконец, пахнуло гарью, рокот и клацанье стали почти оглушающими, и с Лиговского проспекта, огибая по дуге воздвигнутый в самом центре площади Восстания памятник, появились танки.

Они двигались медленно, по четыре в ряд, занимая всю проезжую часть пустого проспекта. Низкие, с коробчатыми башнями, где красовались чёрные кресты с белой окантовкой. Нет, немного не те кресты, что двигались к этим же самым стенам осенью 41-го. Чуть другой формы; и армия называлась несколько иначе; а вот люди за рычагами «леопардов» говорили на том же самом языке.

Танки двигались с закрытыми люками, однако не все. Из башни правофлангового в первой четвёрке по пояс высунулся светловолосый офицер в чёрном комбинезоне и прищурившись глядел куда-то поверх голов собравшейся к тому времени толпы. Он не опускал взгляда: фасады домов на Невском занимали его явно больше.

За первой в смраде выхлопных газов проплыла вторая четвёрка мастодонтов, следом – третья. Бундесвер шёл по Невскому, пёр уверенно и нагло, твёрдо зная, что не распахнётся окно под крышей и оттуда не вырвется противотанковая граната, знал, что никто не направит в его ряды набитый взрывчаткой грузовичок, никто даже не кинется под гусеницы, замыкая контакты на «поясе шахида», несмотря на всю бессмысленность подобной акции. Да и от грузовичка-то, если разобраться, толку тоже немного.

Не побоялись нарушить все писаные и неписаные правила, думала Соня, невидяще глядя в стену своей отвратительно-моднявой квартирки. Ввели бронетехнику в город, в самый центр. А уж мы-то хорошо знаем, что происходит с бронетехникой, когда она вот так протискивается по узким старым улочкам.

Нет, не боялись устроители парада, ничего они не боялись, всё знали наперёд и знали твёрдо. Народ только толпился по сторонам проспекта, таращил глаза на проплывавшие мимо камуфлированные громады. Их оказалось много – не меньше двух сотен; мощнейший бронированный кулак, спешно доставленный сюда, похоже, для одной-единственной цели – этого «шествия гномов» по Невскому.

А ведь в благополучной Германии, думала Соня, забыв обо всём, наверняка ещё остались живые ветераны Второй мировой, хотя им далеко за девяносто. Ведь наверняка сидят сейчас у экранов в своих комфортабельных домах престарелых, сидят и смотрят на ползущую по Невскому колонну с такими знакомыми крестами на бортах башен, смотрят и пускают старческие слёзы, вспоминая себя, молодых, красивых и лихих, что вот так же катили на танках с крестами в сторону города с нелепым названием Leningrad, катили, да только чуть-чуть недокатились…

За танками двигалась мотопехота, кружили над городом вертолёты – а люди всё стояли, провожая взглядами серо-зелёные гробы на гусеничном ходу; и лишь когда на проспекте остались одни облака сизой гари, медленно, словно нехотя, стали расходиться. Мужчины старались не смотреть друг на друга, и даже отмороженные подростки из поколения пепси уже не так рьяно мели клешами асфальт.

Соня тогда тоже была там. «Операция по установлению международного контроля» застала её у бабушки, в старой квартире на Манежной площади; и Соня, тогда ещё школьница, не усидела взаперти. Она всё это видела. И запомнила – навсегда.

…Опять встревожился Гоша. Опять вставал, тыкался плоской носишкой, мяукал – и уже не отходил от хозяйки.

…Ночь промелькнула, истаяла, уползла, виляя чёрными хвостами, сквозь решётки питерских люков. Первым заворочался Мишаня, приподнял голову, хлопая спросонья глазами, уставился на завернувшуюся в одеяло и сидящую у окна Соню.

– Не спала, командир?

– Нет, Миш. Не могу…

Паренёк кивнул.

– Понятно. Счас я кофе организую. Термоядерный.

Соня благодарно кивнула.

* * *