Курган. Часть 1, 2 - Сергей Байбаков (2017)

Так же тихонько сняв с нее качающуюся серебряную куну, он легко вынул тяжелую дубовую ставню, и будто хрупкую драгоценность опустил ее на пол. Потом, словно тень, отодвинулся и вжался в стену. Все это Прозор проделал быстро: будто вел привычную охоту. В проем потянуло прохладой.

Теперь шелест крыльев слышался в разных концах помещения: тихий, неприятный и загадочный. Казалось, в воздухе мечутся невидимые летучие мыши или сильный ветер треплет мокрые холсты. Язычки пламени в светильниках заколебались: над ними шелестели невидимые крылья…

Снова послышалось детское хихиканье, но уже вдали от людей, у открытой бойницы. Последовал неразборчивый женский возглас и снова зашелестели крылья. Милован чувствовал, как на его голове шевелятся волосы.

Из прочной кладки сыпались песчинки и мелкие камешки. Казалось, что в сводчатый проем протискивается что-то невидимое и грузное — нещадно обдирая о камни свое туловище. Потом приглушенное хлопанье крыльев донеслось снаружи. За бойницей послышался взвизг и хриплое карканье — вроде как зов.

Опять из кладки посыпались песчинки: за невидимой первой тварью наружу последовала вторая, потом третья… Неожиданно крыло коснулось головы Милована, разметав волосы. Потом парень замер, у него появилось ощущение, что кто-то неведомый и страшный его разглядывает: будто он маленькая птичка, а этот взгляд холодный и безжизненный — змеиный. Замерший Милован насчитал семь выползов, или выходов, или вылетов — происходящему просто не было названия — неведомых тварей… Ровно по числу занемогших дружинников.

— Что это, Прозор? Что ж это такое-то такое, а?! — Очумевший Милован смог разлепить ссохшиеся губы. Парень тяжело выдохнул, видя, что Прозор вновь водружает на места тяжелую ставни и завешивает ее серебряной куной. — Откуда это? Что за жуть? Ведь все заперто было! Везде серебро, чеснок висит!

Милован затряс головой, похоже, молодой дружинник сейчас зарыдает. Прозор положил на его плечо руку и сумрачно изрек:

— Это дочери Мораны: лихоманки-лихорадки. Другого объяснения я не знаю и у меня его нет. Да вставай ты — все закончилось. Не сиди сиднем — считай, что мы в засаде и враг мимо нас прошел. И был этот враг грозен и могуч, и биться с ним не следовало: потому что пока не знаем чем его можно одолеть. А вот узнаем — тогда другое дело. Давай лучше глянем, что там с нашими — живы ль еще? Оттуда все началось. — И великан направился к больным.

Прозор тронул каждому шею: щупал пальцами яремную жилу — бьется ли в ней кроветворный живчик. Потом, хмурясь, достал нож. По очереди, приложил каждому холодное лезвие к губам. Качнул головой: трое не дышит. Затем пощупал им грудь и серебряные обереги. Склонил голову…

Милован сразу все понял.

— Что будем делать, Прозор? — тоскливо спросил он. — Еще трое. Сколько нас к утру останется? Будим Велислава и Любомысла?

— Не надо, — невесело отозвался Прозор. — Не надо никого будить. Ничем уже не поможешь. Эти лихоманки в них еще на берегу вселились. Наши бедолаги их с собой принесли. Может, ты сейчас чувствовал: в тебя что-то влезть хотело да не вышло? Было?

— Было. Мерзко. Рассматривали меня. Я думал, чудится.

— Ничего не чудится. То же самое я на берегу чувствовал. То же самое, — повторил Прозор. — Верно Любомысл молвил — серебро нас спасло. Слышал, как на бойнице одна тварь на серебро наткнулась и заверещала? Боятся они его. Для них оно — гибель. И то серебро, что мы хворым подвесили, этих тварей и повыгоняло из тел. Я куны потрогал: они горячие, жар от них идет — будто их только отлили. Да вот только жаль — не сразу наши обереги помогли — успели лихоманки у троих душу высосать. Будить никого не будем — пусть отдохнут. Проснутся — все увидят. Я заметил, лихоманки над ними не кружились. На всех серебряные обереги есть.

— Почему ты думаешь, что это лихоманки?