Охота на охотника - Карина Демина (2021)

И свербится, свербится этакое, подговаривая, что затея дурная и надобно тикать, пока ватажники спят. Вот только разум подсказывает, что, может, кто и спит, да только старый Мороз за трусость спросит, хоть на том, хоть на этом свете, но сыщет.

А там уже…

Смерть, она всякою бывает.

Вот и сидит Шкеня у костерка, разложенного больше для порядку, чем по надобности. Жарко ведь, даже ночью парит, а с реки туман ползет, рыхлый, белый. В таком скрыться – самое оно. Шагнешь в стороночку, и нету тебя, как и не было…

– Шалишь? – тихий голос заставил вздрогнуть, подскочить.

– Думаю вот, – от Мороза прятать мысли подлые – затея дурная, этот и в голову влезет, что в крестьянский амбар. От прямо чуется, как глазенками своими черепушку сверлит-высверливает. – Неспокойно мне… неладно будто…

– Жопа играет?

– Играет, – признался Шкеня со вздохом. – Мнится, что не так оно просто будет, как…

Мороз кивнул.

Поскреб клочковатую бороденку. Ныне, обряженный в одежу новую, почитай, необмятую, был он похож на купца средней руки, а может, на зажиточного крестьянина из тех, в чьем подворье и лошадей с две дюжины, и коров стадо, и батраки имеются, чтоб за добром следить.

Вона шапку напялил, бисером шитую.

Армяк тоже расписной.

Пояс широкий, и хватит в этой ширине места, чтоб скрыть нож-бабочку, кистенек, да и прочую, в разбойном деле необходимую мелочь.

– Чуйка, значится… чуйка, мил друг, дело такое, не слухать ее себе дороже, – Мороз поднялся с бревнышка и вразвалочку, тяжко направился к амбару. – Только ныне ты меня слушаться должон, ясно?

Шкеня закивал. Будет.

Вот пока до площади не дойдут, будет…

Дойти-то им не позволили. Свистнуло вдруг что-то, да так тоненько, будто по ушам струной резанули. И страх вдруг поднялся с глубин души, исконный, первобытный, заставивший позабыть обо всем, кроме одного – собственной шкуры спасения.

Он сам не понял, как нырнул в ноздреватый туман.

Как несся, ног под собой не чуя, позабывши и о Морозе, и о ватажниках, и… он очнулся уже за городом, в овражке, где блевал, выворачивая все нутро, клянясь себе, что коль жив останется, то навсегда… чтоб в разбойники, чтоб… в монастырь пойдет, грехи замаливать.

Пусть не монахом, а трудником пока… глядишь, смилостивится Господь над грешным дитем своим, укажет ему верный путь, чтоб без душегубства…

– Одного упустили, – боевой маг мановением руки развеял туман и поморщился.

– Ничего, – товарищ его прошелся вдоль спеленутых заклятьями разбойников, которые, приложенные эхом, лежали смирнехонько, всем своим видом выказывая похвальнейшую покорность. – Далеко не уйдет… Что, Мороз, не признал?

– Знакомый? – боевик пнул благообразного старичка, который в ответ зашипел, заматерился, да хитро так, просто не речь – песня народная.

– Навроде того… помнишь, в Поимках семью? Его работа… всех вырезал, младенчиков не пожалел. И в Битришках, и еще изрядно где. Матерый волк… но ничего, теперь и на тебя управа найдется. Конопляная, да…

Спустя три дня в ворота махонького монастыря Святого Николая Спасителя постучался оборванный человек. Он был растерян, нервозен и постоянно оглядывался, будто опасаясь, что за ним следят. В обители он и то сперва опасался выходить за ворота гостевого дома, где первые дни прятался под лавкой. Но ничего, отошел, обжился. О себе он не рассказывал, лишь просил не гнать милостью Божьей.

Не погнали, само собой.

А что, монастырь маленький, рабочих рук тут всегда не хватает.

Народец на пивоваренном заводе бродил, как старые дрожжи. И разговоры среди рабочих ходили не самые добрые, заставляя охрану хмуриться и покрепче хвататься за палки. Иные вон и глушилками обзавелись, чуя близость бунта.