Безмолвный пациент - Алекс Михаэлидес (2019)

Молчание. Тогда я аккуратно принял книжечку из дрожащих пальцев и с любопытством начал просматривать листы… дневника! Написано от руки, с указанием дат. Ее личный журнал. Судя по почерку, Алисия делала записи, когда находилась в сильном душевном смятении, особенно последние страницы: надписи были едва читаемыми, на отдельные куски текста в разных местах страниц указывали стрелочки. На некоторых страницах поверх записей виднелись рисунки и узоры: цветы и виноградные лозы словно заштриховывали написанное ранее.

– Что мне нужно с этим делать? – спросил я у Алисии, снедаемый любопытством.

Впрочем, я и сам догадывался: она хотела, чтобы я прочел дневник.

Часть III

Не стоит излишне мистифицировать простые вещи. В этом и кроется главная опасность ведения дневника: вы начинаете преувеличивать, становитесь чрезмерно подозрительным и неизбежно искажаете правду.

Жан-Поль Сартр

Хоть от природы я и склонен врать, но иногда бываю честен.

Уильям Шекспир

«Зимняя сказка»

Из дневника Алисии Беренсон

8 августа

Сегодня произошел странный случай. Я была на кухне: варила кофе и бесцельно глазела в окно. Просто смотрела, думая о чем-то своем. И вдруг заметила на улице кое-что, а точнее, кое-кого. Мужчину. Он привлек мое внимание, потому что стоял без движения, как статуя, и смотрел на наш дом. Незнакомец прятался в тени большого дерева через дорогу, возле входа в парк. Высокий, крепкого телосложения. Черты лица я толком не разглядела, так как он носил темные очки и кепку. Не знаю, видел ли мужчина хоть что-то сквозь оконное стекло, но казалось, будто он пялится прямо на меня. Это было странно. У нас напротив дома автобусная остановка, и там постоянно стоят люди, однако этот мужчина находился здесь явно с другой целью. Он следил за нашим домом!

Наконец, сообразив, что проторчала так слишком долго, я с трудом отошла от окна и отправилась в мастерскую. Пыталась рисовать, но не могла сосредоточиться на работе. Подозрительный незнакомец никак не шел из головы. Я решила выждать двадцать минут, а потом вернуться на кухню. А что, если мужчина окажется там? Формально он не делает ничего плохого. Сначала я подумала, что это вор, исследующий дом перед ограблением. Но ведь, стоя там вот так, он привлекает внимание… А может, планирует переселиться по соседству? Например, собирается купить выставленный на продажу дом в конце улицы? Тогда все понятно.

Двадцать минут спустя я вернулась на кухню и снова выглянула в окно. Под деревом никого не было. Улица опустела. Видимо, я так и не узнаю, что тот мужчина делал напротив нашего дома. Очень странно.

10 августа

Вчера вечером ходила с Жан-Феликсом в театр. Габриэль протестовал, но я все равно сделала по-своему. Хотя я боялась встречи с Жан-Феликсом, следовало уступить – иначе он не отстанет. По крайней мере, я искренне надеялась, что вечер в театре позволит поставить в наших отношениях точку. Мы договорились выпить перед спектаклем (это была его идея), и, когда я добралась до места, было еще светло. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая воду в реке в кроваво-красные тона. Жан-Феликс стоял возле входа в Национальный театр. Я первой увидела его. Его глаза всматривались в толпу прохожих, на лице застыло раздраженное выражение. Последние остатки надежды, что я поступаю правильно, разлетелись вдребезги. Я запаниковала и уже подумывала спастись бегством, когда Жан-Феликс обернулся и заметил меня. Помахал рукой, и я направилась к нему. Я старалась улыбаться, и он делал так же.

– Молодец, что пришла, – произнес Жан-Феликс. – Я уж думал, не появишься… Ну что? Пропустим по бокалу до спектакля?