Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Наринэ Абгарян (2011)

— Я знала, что расставаться со взрослыми очень грустно. Но чтобы и с сестрами? — шмыгала носом я.

— Оказывается, мы их любим, — хмурилась в ответ Каринка.

Потом мы заехали за Маней. Ба, конечно, не ударила в грязь лицом и собрала внучку как в кругосветное путешествие. Чего она ей только не положила — и простеганное полупальто (от внезапных летних морозов), и вязаные носки (а вдруг по вечерам там холодно), и резиновые сапожки («от наводнения?» — полюбопытствовал папа, предварительно отодвинувшись на безопасное расстояние). Ну, и по мелочи — легкую шапку, куртку, несколько пар теплых колготок, вязаный жилет, две наглухо застегивающиеся кофты и три водолазки.

— Роза, ты думаешь, что за те три недели, которые они проведут в лагере, случится трескучий мороз и небольшой локальный потоп? — полюбопытствовал папа, забивая багажник вещами Мани. — А это что такое? — навострил он уши, когда из одной сумки раздался характерный стеклянный перезвон.

— Ничего такого, — забегала глазами Ба, — там банка с баклажанной икрой. Дети ее очень любят.

— Одна банка не может сама по себе греметь! — Папа заглянул в сумку и присвистнул. — Роза, в погребе хоть что-нибудь осталось?

— Юрик, — заполыхала Ба, — ты меня лучше не доводи, ясно? Я и так вся на нервах. А будешь упорствовать — поеду с вами!

— Тогда не поеду я! Только этого не хватало, чтобы ты выступила там в обычной своей манере и переполошила весь лагерь! Мы уедем, а детям всю смену расхлебывать испортившееся настроение вожатых!

Ба хмыкнула, но промолчала. Крыть ей было нечем. Прошлой осенью я загремела в республиканскую детскую больницу с тяжелым отитом. Так как Сонечка болела и без мамы сильно капризничала, поехать со мной и папой в Ереван вызвалась Ба. Она стоически вытерпела шестичасовую поездку в один конец и всю дорогу массировала мне ноющее ухо. В приемной больницы ей не понравилось, как долго оформляют документы, и Ба устроила такой грандиозный скандал, что у меня от испуга прошла боль в ухе. Потом, круша все преграды на своем пути, она поднялась наверх, проинспектировала мою палату, призвала к ноге сестру-хозяйку и потребовала заменить матрас на новый. Далее она заглянула на кухню, провела пальцем по вымытым тарелкам и порвала в клочья посудомойку. Ушла, пригрозив главврачу судом и Магаданской областью, «если хоть один волос упадет с головы моей девочки!». И отцу пришлось в спешном порядке коньяком и конфетами заглаживать вину перед всполошенным медперсоналом. «Теща, что с нее взять», — скорбно шептал он. «Ааааа», — понимающе кивал в ответ медперсонал.

Вот почему папа был против, чтобы Ба поехала сегодня в «Колагир». Впрочем, если бы она вознамерилась туда ехать, то никто ее бы не остановил. Просто впереди была поездка в Новороссийск, время поджимало, и она лихорадочно собиралась в путь-дорогу — складывала вещи, набивала холодильник продуктами, подготавливала дом к осадному положению — уверенности, что ни одна Дядимишина чучундра не ступит на порог, у нее не было.

Мы обступили Ба и ткнулись лбами ей в живот. Она смахнула слезу, расцеловала меня с Каринкой, а потом крепко прижала к себе внучку. Манька мигом посинела.

— Баааа! — захрипела она.

— Ведите себя хорошо, ясно? — прогрохотала Ба.

— Ясно, — пискнула мы и нырнули в машину.

— Юрик, я тебе детей доверила!

— Не волнуйся, Роза, все сделаю в лучшем виде.

Папа еще раз потыкал в сиденье кулаками, осторожно сел, победно бибикнул и тронулся в путь. Пока Манин дом не скрылся за поворотом, мы оборачивались, чтобы посмотреть, ушла Ба или нет. Она стояла возле калитки, обмахивалась подолом фартука и глядела нам вслед. По щекам текли крупные слезы, вьющиеся волосы стояли надо лбом непокорным нимбом.

— Я и не знала, что Ба умеет плакать, — покачала головой Каринка.

— Еще как умеет, очень даже умеет. Просто скромничает, — вздохнула Манька.

— И часто она плачет?

— Никогда!