Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

Франсиско улыбнулся.

– Кто создал для них «Линию Джона Голта»?

Он заметил только легкое движение губ, но знал, что вопрос хлестнул ее по открытой ране. И все-таки она тихо ответила:

– Я.

– Чтобы все так и закончилось?

– Я построила дорогу для тех людей, которые не отступают и не терпят поражений.

– Разве ты не думаешь, что другого конца быть не может?

– Нет.

– Ты хочешь столкнуться с несправедливостью?

– Пусть, я стану с ней бороться, пока есть силы.

– Что ты сделаешь завтра?

Она ответила спокойно, гордо глядя на него:

– Начну ее разбирать.

– Что?

– Дорогу Джона Голта. Начну разбирать ее тщательно, как если бы делала это своими руками, своим умом, по своим собственным инструкциям. Подготовлю ее к закрытию, потом разберу и использую на переоснащение Трансконтинентальной линии. Впереди много работы. Я буду занята, – выдержка подвела, голос дал трещину. – Знаешь, я даже жду этого. Я рада, что буду делать все сама. Вот почему Нэт Таггерт работал всю ночь: чтобы не останавливаться. Когда есть дело, все не так уж плохо. И я буду знать, что спасаю главную линию.

– Дагни, – Франсиско спрашивал очень спокойно, но ей, непонятно почему, показалось, что от ее ответа зависит его судьба. – А что, если бы тебе пришлось разбирать главную линию?

Она безвольно ответила:

– Тогда я легла бы под последний поезд! – но поправилась: – Нет. Это просто жалость к себе. Я бы так не поступила.

Он ласково произнес:

– Я знаю, что ты бы так не поступила. Хоть и могла бы этого хотеть.

– Да.

Не глядя на нее, он насмешливо улыбнулся. Улыбка выражала боль, а насмешка предназначалась ему самому. Дагни не могла бы объяснить, почему так уверена в этом. Но она столь досконально изучила его лицо, что всегда понимала, что он чувствует, даже если не знала стоящих за этим причин. Как хорошо она знает его лицо, думала она, каждую линию его тела, словно видит их своими глазами. Вот и сейчас она внезапно почувствовала его тело под одеждой, здесь, в нескольких футах от нее, в многолюдном уединении бара. Франсиско обернулся, и внезапная перемена в его взгляде подсказала ей, что он понял, о чем она думает. Он отвел глаза и поднял стакан.

– Итак, за Нэта Таггерта.

– И за Себастьяна д’Анкония? – спросила она и тут же пожалела об этом, поскольку ее слова невольно прозвучали насмешкой.

Но в его глазах светилась гордость, и он с легкой улыбкой твердо ответил.

– Да, и за Себастьяна д’Анкония.

Ее рука немного дрожала, и несколько капель пролились на квадратик бумажных кружев, лежащих на темной блестящей столешнице. Она смотрела, как Франсиско одним глотком осушил стакан. Быстрое и легкое движение руки превратило простые слова в торжественный тост.

Она неожиданно подумала, что впервые за двенадцать лет он пришел к ней сам, по собственной воле.

Франсиско держался так, будто хотел внушить Дагни уверенность в себе и во всем происходящем, нарочно не оставляя ей времени задуматься о том, почему они сегодня вместе. Потом она почувствовала, что туго натянутая узда вдруг ослабла. Только случайные паузы и четкий абрис его лба, скул и рта, когда он отворачивался, подсказали ей, что Франсиско борется за то, чем должен овладеть.

Она терялась в догадках, какую цель он преследовал сегодня, и подумала, что он, возможно, достиг ее: помог ей пережить самый тяжелый момент, дал неоценимую защиту от отчаяния – умный человек выслушал и понял ее. Но почему он захотел это сделать? Почему заботится о ней в час беды, после многих лет агонии, на которую сам ее обрек? Почему для него вдруг стало важным, как она переживет гибель «Линии Джона Голта»? Дагни вспомнила: ведь именно этот вопрос ей хотелось задать ему в темном вестибюле небоскреба Таггерта.