Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (2011)

– В моих силах построить или разрушить только свое счастье. Надо бы иметь больше уважения и к нему, и ко мне и не страшиться того, чего вы страшились.

Дагни не ответила, ей казалось, что одно лишь слово нарушит полноту этой минуты, она лишь повернулась к Голту и обратила на него согласный взгляд, обезоруживающий, по-детски застенчивый, он был бы извиняющимся, если б не сияющая в глазах радость. Голт улыбнулся – весело, понимающе, чуть ли не в признании ее союзницей и в оправдании ее чувств.

Они продолжали путь молча, и Дагни представлялось, что это летний день ее беззаботной юности, не прожитый в то время, что это обыкновенная прогулка на природе двух людей, вольных доставить себе такое удовольствие, потому что у них нет нерешенных проблем. Легкость на душе сочеталась с легкостью спуска, казалось, единственное усилие, какое ей требовалось, – это удерживаться от полета, и она шла, стараясь не побежать, откинувшись назад, и ветер надувал ей юбку, будто парус.

У конца тропы они расстались; Голт пошел на встречу с Мидасом Маллиганом, а Дагни на рынок Хэммонда, и список необходимых покупок к ужину был единственной ее заботой.

«Его жена», – подумала Дагни, позволив себе мысленно услышать то слово, какого не произнес доктор Экстон, слово, которое давно сознавала, но не употребляла. В течение трех недель она была женой Голта во всех смыслах, кроме одного, и это последнее предстояло еще заслужить, но все было реально, и сегодня она могла позволить себе осознать это, прочувствовать, прожить этот день с одной мыслью.

Продукты, которые Лоуренс Хэммонд выкладывал на блестящий прилавок по ее требованию, никогда не казались ей такими прекрасными, и, пристально глядя на них, она смутно ощущала какое-то беспокойство, что-то неладное, но разум ее был так переполнен, что не осознавала этого. Она поняла, только когда увидела, что Хэммонд оторвался от своего дела, нахмурился и поднял взгляд к небу за открытым фасадом.

Одновременно с его словами: «Похоже, кто-то пытается повторить ваш трюк, мисс Таггерт» она услышала шум самолета, раздающийся уже несколько минут, шум, который не тревожил долину после первого июня.

Они выбежали на улицу. Серебряный крестик самолета кружил над кольцом гор, словно блестящая стрекоза, которая вот-вот коснется вершин крыльями.

– Он соображает, что делает? – произнес Хэммонд.

Люди в дверях магазинов и на улице застыли, глядя в небо.

– Кого-то… кого-то ждут? – спросила Дагни и удивилась беспокойству в своем голосе.

– Нет, – ответил Хэммонд. – Все, кому нужно быть в долине, здесь.

В тоне его звучало не беспокойство, а недовольное любопытство.

Самолет превратился в черточку, похожую на серебристую сигарету, несущуюся вдоль склонов гор; он спустился ниже.

– Похоже, частный моноплан, – сказал Хэммонд, щурясь от солнца. – Тип самолета не военный.

– Лучевой экран не подведет? – напряженно спросила Дагни тоном негодования, вызванного приближением врага.

Он усмехнулся:

– Не подведет?

– Летчик нас увидит?

– Этот экран надежнее бомбоубежища, мисс Таггерт.

Самолет поднялся и на миг выглядел просто светлой точкой, унесенным ветром клочком бумаги, потом снова спирально пошел вниз.

– Черт возьми, что ему нужно? – произнес Хэммонд.

Дагни внезапно взглянула ему в лицо.

– Он что-то ищет, – сказал Хэммонд. – Что?

– Телескоп здесь где-нибудь есть?

– Да, конечно, на аэродроме, но…

Он хотел спросить, почему у нее такой голос, но Дагни уже бежала по тропинке к аэродрому, не сознавая, что бежит, влекомая причиной, назвать которую у нее не было ни времени, ни мужества.

Она обнаружила Дуайта Сэндерса у маленького телескопа на контрольно-диспетчерском пункте; недоуменно хмурясь, он внимательно наблюдал за самолетом.

– Дайте взглянуть! – отрывисто потребовала Дагни.