Срывался, закапывая наши отношения все глубже, пока не увидел, как она плачет. В тот вечер я разглядел не избалованную девчонку, а запутавшуюся девушку, уставшую от той ноши, к которой она оказалась совсем не готова. Тогда я понял, что она тоже пыталась примириться все это время. Со мной, со своей судьбой, с теми проблемами, что давили на нее, точно сотни камней.

Был обескуражен, ошеломлен, потому что впервые видел ее слабой. Даже не задумывался над тем, что она может быть… такой. Беззащитной, хрупкой, доверчивой.

Плакала, прижимаясь ко мне, пряча лицо у меня на груди. Настолько привык к ее непоколебимому образу, к ее стойкости, дерзости, силе, что просто не знал, как реагировать на такие изменения. Растерялся, но успокоить смог.

В ту ночь долго боролся с собой, пытаясь переосмыслить свое к ней отношение. Понимал, что от меня не требуют невозможного. Что уж скрывать — Дарини была мне симпатична, хоть и вызывала неоднозначные чувства, но изменить привычное отношение вот так сразу был попросту не в силах.

Тогда понадобилось несколько недель, в которые я шаг за шагом подступал к ней все ближе, пересиливая себя, пытаясь понять смысл сказанных ею слов, проанализировать природу ее поступков. Она стала для меня своеобразным экспериментом, который затягивал все глубже, все интенсивнее.

Первые тревожные звоночки я проигнорировал, не посчитав правильным зацикливаться на них. Ревновал, психовал на этот счет, но казалось, что то — всего лишь отголоски прежнего неприятия. Однако я слишком быстро привык считать Дарини своей собственностью. Теперь чужие взгляды в ее сторону вызывали злость, ее слова о необходимости продолжить отбор — ярость, внимание однокурсников — горячность и гнев.

С трудом удавалось удерживать себя в рамках приличий в академии, наблюдая издалека, балансируя на грани добра и зла. Однако мог совсем не соблюдать дистанцию, когда мы возвращались на выходные в замок. Беззастенчиво пользовался минутами уединения, пытаясь узнать ее лучше, понять ее взгляды, услышать убеждения.

Не оспаривал, но один разговор заставил меня задуматься о том, что я, возможно, был неправ, заранее списывая Дарини со счетов. Она давно могла бы стать для меня хорошим союзником, но ранее я не желал этого видеть, а теперь было поздно возвращаться к прошлому.

В тот вечер мы сидели у камина. Принцесса привычно занимала место на полу, обложившись книгами прямо на ковре. Делала домашние задания, пока я сидел в кресле и просматривал отчеты о расходах черного королевства. Даже с учетом потерь мы вышли в хороший плюс, потому что год выдался урожайным.

То и дело ловил себя на том, что мой взгляд возвращается к ее фигурке. К прикушенной от усердия нижней губе, к перу, которое удерживают тонкие пальцы.

— Все хотел спросить…

— Да-да? — задумчиво протянула она, прикусывая кончик пера, отчего на губах остался едва заметный след от чернил.

— Для чего тебе нужна учеба в академии? Самоутвердиться?

Этот вопрос интересовал меня очень давно. Хотя бы потому, что возраст Дарини позволял ей не вспоминать об академии еще пару-тройку десятилетий, но девушка упрямо требовала, чтобы ей разрешили обучение именно сейчас.

— Хотите честно? — взглянула она на меня, отчего огонь камина отразился в ее темных глазах. Будто пламя и правда плясало в их сердцевине.

— Конечно.

Глубоко вдохнув, девушка села ровнее. Отложив перо в сторону, поправила один учебник, закрыла другой и только после этого вновь посмотрела на меня. Не торопил, желая услышать правду.