Миртаит из Трапезунда - Дени Брант (2021)

Мы покинули злосчастный буковый лес и продолжили свой путь без остановок, только изредка переговариваясь друг с другом. Ехали мы то полем, то очередной лесной просекой, то кружили между кажущимися мне совершенно одинаковыми холмами. Все, что я знал, мы избегаем встречи с людьми Авшара и направляемся к приморскому тракту, который должен был безопасно привести нас в Триполи, а затем в Трапезунд.

Несколько раз издалека мы замечали небольшие отряды тюрков, но, не искушая судьбу, ускорялись и уходили прочь, не давая врагам малейшей возможности заметить нас и начать преследование. Моя новая лошадь хотя и была коротконогой, оказалась удивительно резвой и послушной. Я ни разу не отстал от нашего быстроходного отряда и изменил свое мнение о некрасивых и маленьких туркоманских лошадях в лучшую сторону.

Начинало темнеть, а мы так и не выехали на приморский тракт. Впрочем, Агапит оставался невозмутимым и самоуверенно утверждал, что мы следуем в верном направлении. Никто из нашего отряда даже не думал спорить с сыном Никиты Схолария. Кажется, кроме Агапита, ни один из нас толком не знал местности, в которой мы находились, и принял за благо слепо довериться нашему бесспорному командиру.

Наконец мы приблизились к какому-то невысокому холму, у подножия которого бойко журчал ручей. Почти со всех сторон холм был окружен плотным кольцом из деревьев, поэтому Агапит решил, что это место неплохо подойдет нам для ночного привала.

Я спешился и вместе со своей лошадью приблизился к ручью, сумев утолить жажду, страшно мучившую меня несколько часов кряду. Я омыл свое лицо и предпринял попытку смыть с рук остатки чужой крови, которая настолько сильно въелась в мои ладони, что они приобрели непривычный коричневатый оттенок. И если я довольно легко сумел очистить от остатков крови и грязи свои доспехи и оружие, то вот подол моей синей туники даже после всех стараний оказался в мутных темно-бордовых пятнах.

– Знатно нас потрепали, – заметил Демир, который отправился на ручей следом со мной и теперь промывал в холодной проточной воде свои, хвала Господу, немногочисленные ссадины и порезы.

– Ты спас мне жизнь, а мог бы уехать прочь, – сказал я своему другу с искренней благодарностью.

– За кого ты меня принимаешь, Гупин? – обиделся мусульманин.

– Сколько наших врагов ты убил в лесу?

– Троих, – отозвался мой друг. – Если не считать того, которого ты сам не сумел добить.

– Я сегодня впервые убил человека, – поведал я Демиру. – Там, в лесу был еще один тюрок, который напал на меня с мечом.

Произнесенные вслух слова вызвали у меня в душе бурю противоречивых эмоций. Я понимал, что туркоман в лесу был врагом, и если бы я оказался менее удачлив, то он без малейших сожалений лишил меня жизни. Однако одно дело понимать разумом необходимость убийства или даже видеть, когда оно совершается другими, и совсем иное ощущение, если ты сам становишься убийцей, а потом к тебе медленно приходит осознание того, что отныне на твоих руках есть кровь другого человека.

– Как ты его убил? – с непонятным для меня интересом спросил Демир, и я осознал, что моему другу незнакомы муки совести, которые я теперь испытываю.

– Ты хорошо обучил меня метать нож.

– По правде говоря, я не мог себе представить, что этот навык понадобится тебе так скоро, – признался мусульманин. – Надо было внять твоим просьбам и обучить простейшим приемам владения меча. Когда мы вернемся домой, то сразу приступим к тренировкам.

– Вот и славно, ведь если бы не ты и господин Агапит, то меня за сегодняшний день могли прикончить дважды, – нерадостно подсчитал я.

Демир нахмурил брови. Он недолюбливал Агапита так же, как и сам сын Никиты Схолария моего мусульманского друга.

– На редкость противный тип этот господин Агапит, но признаю, что дерется он отменно.

– Похоже, что он обладает многими знаниями и полезными навыками.