О некоем друнгарии Леониде говорили вчера четверо, что забрали мой кошель с деньгами, когда я вздумал вступиться за моего нового мусульманского друга Демира. Поэтому теперь я с двойным любопытством, но пока лишь искоса, принялся наблюдать за плечистым мужчиной справа, что с аппетитом жевал очередную куриную ножку. Судя по реакции Тараса, друнгарий Леонид пользовался значительным авторитетом среди всех собравшихся на праздничном пиру.

В это время наш стол по-настоящему ломился от кушаний, достойных самых знатных и важных гостей императора, и я не припомню, чтобы мне когда-нибудь приходилось принимать участие в столь роскошной трапезе. На белоснежной скатерти, расшитой крупными золотыми орлами, стояли серебряные и позолоченные блюда. На одном из них лежал молодой поросенок, запеченный целиком и уложенный на блюдо вместе с деликатесной фригийской капустой. На другом блюде я увидел дикого журавля, зажаренного до золотистой корочки и политого густым пряным рассолом. К этому разнообразию добавлялась дюжина жирных трехгодовалых кур, начиненных миндалем, и десяток уток в чесночно-горчичном соусе. Запивать все это исключительное изобилие на нашем столе полагалось благовонным вином, которое, попадая в полупрозрачные кубки, приобретало невероятный золотистый оттенок.

Император Василий и его молодая супруга восседали за столом, расположенном на помосте в самом центре праздничного зала. Вместе с ними пировали мать василевса, деспина Джиаджак, и ближайшие люди из императорского окружения. По правую руку от государя я приметил Никиту Схолария, который о чем-то непрерывно переговаривался с императором Трапезунда. Палеологиня сидела слева от своего супруга и со скучающим видом, почти безучастно, ковыряла что-то у себя на тарелке двузубой серебряной вилкой.

– И все же славно, что нынче женщин стали приглашать на императорские пиры, – весело проговорил мой уже изрядно захмелевший сосед по имени Тарас, и его маленькие поросячьи глазки лукаво сверкнули, уставившись на соседний с нашим стол, за которым располагались знатные придворные дамы.

– Раньше им, бедняжкам, постоянно приходилось сидеть на женской половине дворца и света белого не видеть, – сочувственно кивнул крупный мужчина напротив меня.

– А сейчас нам хоть издали можно на их прелести полюбоваться, а если повезет, то и не только… – похотливо и с кривой ухмылкой заметил Тарас.

– Всему виной происки чертовых священников, – заверил нас лысый сосед Тараса. – Дай им волю, так мы сегодня вместо изысканной пищи черствый хлеб ели да водой его запивали.

– И молитвы читали, – добавил кто-то с другого конца нашего стола.

– Вот бы еще сидеть вместе с этими красавицами, – озвучил свою бесстыдную прихоть Тарас, не без удовольствия откидываясь на спинку мягкого дивана.

– С твоей-то рожей и манерами, как в кабаке? – ухмыльнулся крупный чиновник напротив меня.

– А вот я свою жену ни за что на такой пир не приведу, – разгорячено заявил молодой мужчина, сидевший в самом углу нашего стола.

– Отчего же, Григорий? – поинтересовался наглый Тарас.

– Не бабское это дело перед мужиками сидеть да вино пить, – возмущенно ответил тот.

– Да у тебя просто жена страшная, поэтому ты нам ее показать стесняешься, – сделал неутешительный вывод для свежеиспеченного мужа грубый Тарас.

– Вовсе нет, она не страшная. Всего-то косит на один глаз, – обиженно буркнул себе под нос строгий молодой муж.

– Не обижайся, Григорий, – примирительным тоном проговорил крупный мужчина напротив меня. – Нам все равно по чину не положено жен на пир к императору водить.

– Хоть бы гетер сюда позвали, что ли, – вульгарно предложил Тарас. – У императора, говорят, есть преотличные экземпляры.

– То ведь император, а ты, Тарас, ни рожей, ни титулом не вышел. Тебе не гетера, а шлюха в кабаке полагается, – грубо отвечал моему соседу кто-то с другого конца нашего стола.