Следы в Крутом переулке - Валерий Винокуров, Борис Шурделин (1989)

Привалов хорошо помнил, как прошлой осенью Костюченко выражал сомнения, верно ли поступил прокурор, когда «привлек общественность», чтобы узнать подробности пребывания Сличко в городе. Привалов сумел тогда убедить своего помощника, что «общественность» — доктор Рябинин с Чергинцом — не подведет, и оказался прав. Что Костюсь охотно признал. Но тогда же, осенью, участие самого Костюченко ограничилось несколькими разговорами с прокурором, о которых Привалов не ставил в известность своих добровольных помощников. Ныне же, судя по всему, дело может зайти значительно дальше, чем осеннее. С другой стороны, Рябинин и Чергинец и сейчас могут помочь. Конечно, не в расследовании, а только беседами с людьми, которые ни в чем не замешаны, но что-то могут знать или узнать у сестер Осмачко. Поэтому Привалов и обсудил с Костюченко степень их, так сказать, возможного участия.

В дверь постучали. Это был старшина Польщиков, вернувшийся с кладбища.

— Слушаю вас, товарищ старшина.

— Значит, так… — начал Польщиков, но тут зазвонил телефон. Привалов жестом остановил милиционера, снял трубку.

— Слушаю. Да, готов.

Сообщение Костюченко было коротким. Материалов оказалось не слишком много. Из бывших партизан, из тех, кто писал отчеты, в живых остались четверо.

Костюченко рассуждал логично: до появления Сличко в Новоднепровске никто себя не обнаружил, значит, Сличко испугал кого-то, может быть, грозил кому-то, может, мог выдать, если бы попался сам.

«Даже из того немногого, чем мы располагаем, ясно, что в отряде был предатель», — ответил Костюченко.

— А если рассуждать иначе: не мог ли тот погибнуть позднее? Или умереть после войны? Все-таки столько лет прошло.

«Но ведь Сличко и Петрушин кому-то помешали?» — вопросом ответил Костюченко.

— Тогда, пожалуйста, сегодня же отправьте телеграмму в Ташкент. И, если можно, выясните все про остальных — кто и что, чем занимаются, семьи и так далее. Завтра к одиннадцати ждать тебя? Успеете? Ну, спасибо.

Нажав на рычажок, Привалов сказал Польщикову:

— Еще один звонок, и я выслушаю вас. — Он набрал номер. — Лейтенант Осокин на месте? Передайте: когда освободится, я жду его. — Положил трубку. — Ну что, товарищ Польщиков, свежие следы возле могилы были?

— Сплошная грязь там, и никого нет. — Польщиков даже показал на свои сапоги.

— Завтра утром сходите, пожалуйста, и проверьте — на месте кол или нет.

Теперь он ждал с нетерпением прихода Осокина, того самого лейтенанта, который докладывал ему на кладбище. Привалов не стал торопить Осокина как раз потому, что чем лучше и точнее проведет работу этот молодой лейтенант, тем легче будет потом прокуратуре. А на Осокина надежда была: пусть парень этот звезд с неба не хватает, зато аккуратности и трудолюбия ему не занимать.

Привалов не мог отделаться от ощущения, будто что-то неясное и зловещее маячит впереди, как бы в конце дороги. Он ведь и осенью не посчитал дело Сличко закопченным после его смерти. Более того, и обстоятельства смерти полицая не считал до конца выясненными. Просто тогда не было возможности исчерпать все версии: бывают дела, когда только время способно разрешить загадки и сомнения. Привалов ждал новых событий и ошибся лишь в одном: не ожидал, что они последуют так скоро. Но хоть и не ожидал, внутренне был готов к повой схватке с прошлым.

В окно он видел лишь коричнево-серую от плесени степу да кусочек серого неба над ней. Спустя неделю будет у него уже новый кабинет в новом здании. Придется привыкать ко всему новому, а желания покидать свой мрачноватый, с чересчур высокими потолками кабинет нет и никогда у него не появлялось. Да и этот, с позволения сказать, пейзаж — стена соседнего дома, закрывавшая высокое окно, — его не раздражал: напротив, помогал сосредоточиться.

Он ждал Осокина и резко обернулся на стук в дверь. По это пришел помощник подписать кое-какие бумаги. Привалов подписывал их быстро.