Следы в Крутом переулке - Валерий Винокуров, Борис Шурделин (1989)

«Значит, так… Пока она в доме, вряд ли кто появится. А уйдет она только утром — на похороны. И Верка, значит, должна пойти с ней. А я — остаться. И кого-то ждать. С голыми руками? Надеется на сообразительность? Может, надо что-то в доме найти? Может, оружие какое?»

— Надя, слушай меня. Надо нам здесь поискать. Надо нам с тобой найти то, что тот, кто приходил, хочет найти и забрать.

— А что искать, ты знаешь?

— А ты догадаться не можешь? Тебе ж видней.

— Откуда я могу знать? Не золото же. Золото, он говорил, еще до меня все продал — что у него было. Деньги все, говорил, на сберкнижках. На черный день. Копейки в доме не держал. Проценты для него были дороже всего на свете. Так и говорил: спокойно, мол, жить могу, когда знаю, что деньги прибавляются.

— А может, тому, кто приходил, не золото и не деньги нужны? Может, документы, бумага какая?

— Документы? — Надежда удивленно посмотрела на Малыху. — Когда отца схоронили, Павел Иванович сжег какой-то пакет. В тот же день. В этой вот печке. Еще меня позвал и сказал, чтоб я видела — что он все сжег. А мне тогда плевать на все было. Подумала: жги, все жги, что тебя с отцом связывало. Гори оно огнем, все прошлое, ваше и наше. Может, новая жизнь начнется. Да, не судьба мне, видно. Верке вот повезло, что тебя ухватила. А я ошиблась. И с Елышевым, и с ним… Он, когда жег, знаешь, у него аж руки тряслись. А когда все сгорело, так он будто совсем другим человеком стал.

— Ну человеком-то он никогда не был.

— Какой-никакой, а все человек. Не тебе знать. Меня-то пожалел, приютил.

— Дура ты, Надя. Это ты его пожалела. Согрела. Да разве ты поймешь? — Малыха безнадежно махнул рукой. — Все ж таки давай поищем чего-нибудь.

— Ищи, — безразлично сказала она.

— Но пойми, тот, кто ломал замок, что-то же надеялся найти.

— Ищи, — безразлично сказала она.

Четыре четких, отрывистых щелчка по оконному стеклу заставили их обоих вздрогнуть.

— Надя, ты кого-то ждешь?

А она стояла у плиты побледневшая, глаза застыли в каком-то необъяснимом страхе, нижняя губа отвисла.

— Иди, спроси — кто, — прошептал Малыха.

— Спроси сам.

— Иди и спроси, я сказал.

Надежда глянула вниз, на сжатые кулаки Малыхи, отшатнулась и чуть ли не побежала на веранду. Малыха бесшумно последовал за ней. Подойдя к двери, Надежда спросила, и голос ее подрагивал:

— Кто там?

— Надя, а Надя, может, тебе в чем помочь?

Этого голоса Малыха никогда не слышал и постарался запомнить, чтобы при случае узнать.

— Ничего мне не надо.

— Если что, ты смотри. Позови, коль что. Соседи мы как-никак. Да и…

— Не надо мне ничего. Спасибо.

На крыльце потоптались. Вроде человек не хотел уходить, надеясь, что ему откроют. Потом что-то прохлюпало вдоль степы. Явно кто-то пытался заглянуть в дом, искал щелку между ставнями, но затея была бесполезной, и вскоре человек ушел.

Малыха обратил внимание, что ни одна соседская собака не тявкнула. Может, морось позагоняла собак в тепло?

— Кто это?

— Сосед. Слышал же.

— А кто у тебя там в соседях? Молодой?

— Да брось ты, — упрекнула Надежда. — Если б хотела изменять Павлу Ивановичу, поискала б подальше от дома. Хотя б в вашем порту.

— А если бы меня не было, открыла?

— Ну, что заладил? Я бы вообще уже спала. И свет везде загасила.

Она вдруг резко повернулась к нему, обхватила его шею оголенными — полными и теплыми — руками, прижала лицо к его груди и зарыдала. Он растерянно провел ладонью по ее волосам, погладил покатые плечи. Его руки, словно сами по себе, сошлись за спиной, еще сильней прижали ее к груди… Но он вдруг вздрогнул, очнулся, понял, что происходит или может произойти. Взял ее обеими руками за плечи и сильно тряхнул.