Сфера - Дэйв Эггерс (2014)

Так что я пошел. Когда ты это прочтешь, я уже буду под радарами, и я думаю, не я один. Да что там, я знаю, что не я один. Мы станем жить в подполье, в пустыне, в лесах. Мы будем беженцами или отшельниками, горемычным, но необходимым гибридом тех и других. Потому что мы — это мы.

Я думаю, это какой-то второй великий раскол: сложатся два человечества — отдельные, параллельные. Одни поселятся под колпаком, который создаешь ты, другие станут жить — пытаться жить — подальше от него. Мне до смерти страшно за всех нас.

Мерсер

Она прочла письмо перед камерой, понимая, что зрителям, как и ей, оно кажется абсурдным и истерически смешным. Налетел ураган комментариев — встречались удачные. «Снежный человек вернется в естественную среду обитания!» и «Туда и дорога, Йети». Но Мэй так развеселилась, что отыскала Фрэнсиса, а когда они встретились, он уже прочел транскрипт Мерсерова письма, опубликованный на полудюжине сайтов; один зритель из Мизулы зачитал письмо, нацепив напудренный парик и фоном подложив псевдопатриотическую музыку. Ролик набрал три миллиона просмотров. Мэй хохотала, сама пересмотрела ролик дважды, но ловила себя на том, что сочувствует Мерсеру. Он упрям, но не глуп. У него еще есть надежда. Его еще можно переубедить.

* * *

Назавтра Энни снова оставила ей бумажную записку, и они опять уговорились встретиться в соседних туалетных кабинках. Мэй лишь надеялась, что после второй серии крупных открытий Энни нашла способ поставить их в широкий контекст. Под стенкой кабинки Мэй разглядела носок туфли. Выключила звук.

Говорила Энни хрипло:

— Слыхала, наверное, что теперь еще хуже?

— Что-то слышала. Ты плакала? Энни…

— Мэй, по-моему, я не справлюсь. Одно дело знать, что творили предки в тридевятом Старом Свете. Про себя я думала, понимаешь, типа, ладно, они приехали в Северную Америку, начали с чистого листа, всё оставили в прошлом. Но Мэй, бляха-муха, знать, что они и здесь были рабовладельцами? Твою мать, что за идиоты? Что это за люди такие, из которых я получилась? Наверняка я тоже больна чем-нибудь.

— Энни. Ну зачем об этом думать?

— Как это — зачем? Я больше ни о чем думать не могу…

— Ладно. Хорошо. Только, во-первых, успокойся. А во-вторых, нельзя так лично. Надо отстраняться. Немножко абстрагироваться.

— И мне сыплются письма ненависти. Сегодня утром — шесть сообщений, люди обращаются ко мне «масса Энни». Половина цветных, которых я за эти годы наняла, на меня подозрительно косятся. Как будто я тоже чистокровное рабовладение унаследовала! С Вики работать нет никаких сил. Увольняю ее завтра.

— Энни, ты сама понимаешь, какую бредятину ты несешь? И кроме того, ты вообще уверена, что у твоих предков здесь были черные рабы? Может, тоже ирландцы?

Энни громко вздохнула:

— Да нет. Нет. Мои предки сначала владели ирландцами, потом сменяли их на африканцев. Как тебе? Этих людей хлебом не корми — дай другими людьми повладеть. И ты видела, что в Гражданской войне они воевали за Конфедерацию?

— Я видела, но у кучи народу предки сражались за Юг. Вся страна воевала — пятьдесят на пятьдесят.

— Но не те пятьдесят. Ты вообще представляешь, какой бардак сейчас у нас в семье?

— Они же всегда болт забивали на семейное наследие?

— Это пока считали, что они голубая кровь, Мэй! Пока думали, что мы все из себя такие с «Мэйфлауэра», что генеалогия у нас — комар носа не подточит! А теперь они, *****,[35] стали очень серьезные. Мама двое суток не выходит из дома. Я даже думать не хочу, что откопают дальше.