Плененные - Кай Майер (2019)

Тогда она пошла в рабочий кабинет матери. Отсюда Сильветта управляла семейным имуществом, проверяя доходы от сдачи внаем и расходы на содержание различных объектов недвижимости, а также проводила мелкие финансовые операции внутри страны и за границей. На столе лежало несколько нераспечатанных писем.

Снова вверх по лестнице, на этот раз на третий этаж западного крыла, к спальне матери. Она постучала тихонько, потом громче и наконец нажала ручку и вошла. В головах широкой кровати лежали две смятые подушки, одеяло откинуто. Ванная комната была пуста, в гардеробной валялась кучка вещей. Тесс уже много лет сюда не заходила. Очевидно, мамина любовь к порядку значительно ослабела.

Тесс вышла в коридор и невольно вздрогнула, проходя мимо бывших покоев Шарлотты. «Ведьма, ведьма!» – раздались в ее памяти детские голоса. Она неохотно положила руку на ручку двери, надеясь, что замок закрыт. Потом нажала.

Дверь почти бесшумно распахнулась.

Пыль и пустота. Из обеих бабушкиных комнат были вынесены все вещи. Ни мебели, ни картин. Лишь на обоях сохранились контуры рам, комодов и шкафов – светлые прямоугольники на пожелтевшем фоне.

Шаги Тесс отдавались в пустых стенах, когда она вошла в переднюю. Много лет назад Шарлотта силой затащила ее сюда. Тесс было тогда шесть лет, но и сегодня она чувствовала на локте призрачную руку своей безумной бабки, и по телу у нее забегали мурашки.

Ребенок зашевелился и пнул ее изнутри изо всех сил. Она успокаивающе положила руку на выпуклый живот. Может быть, малыш чувствует ее отвращение к этому месту?

Трясясь, как в ознобе, она прошла через переднюю и очутилась в спальне. Запах старого тела въелся в обои и половицы. Над контуром спинки кровати виднелся силуэт креста, а рядом с дверью – полуовал на том месте, где висела чаша для святой воды в виде ракушки.

Коллекцию ракушек убрали отсюда вместе со всем остальным. Но, подойдя к окну с витражом, Тесс обнаружила перед ним одну-единственную ракушку. Ее, видимо, обронили, когда выносили вещи. Плоская белая створка с серебристыми разводами, размером с блюдце, с волнистым краем, обломанным в углу.

Тесс подняла ракушку. По телу ее пробежала дрожь, словно она прикоснулась к самой Шарлотте. Она отшатнулась и едва не упала от внезапного головокружения. В ушах у нее звенел детский крик, и на какое-то страшное мгновение ей показалось, что это кричит ее ребенок. Потом она поняла, что это воспоминание о том, как кричала тогда она сама. Ей представились костлявые пальцы, ухватившие ее из-за приоткрытой двери, лицо с безумными глазами, спутанные волосы, зловонное дыхание.

Бледные узоры на обоях зашевелились, будто их раздувало ветром, закатные лучи солнца за окном заплясали в воздухе цветными кружками. В этих бликах обрисовалась фигура, неясный контур, круживший вокруг Тесс, ожидая, чтобы она снова стала маленькой и слабой, как тогда. Никогда, никогда не следовало ей заходить в эту комнату – ни тогда, ни тем более сейчас…

Тесс почувствовала чье-то прикосновение.

Она вскрикнула, отшатнулась, взмахнула рукой – и только тут заметила, что все еще держит в руках ракушку.

Раздался крик – но уже не ее.

Тесс отступила на шаг, стукнулась о подоконник и об оконное стекло. Фигура в цветных бликах растаяла, когда Тесс своим телом заслонила проникавшее в комнату солнце.

Перед ней, согнувшись и прижимая руку к лицу, стояла Сильветта. Сквозь пальцы у нее сочилась кровь, а глаза с недоумением глядели на Тесс и на ракушку с зубчатым обломленным краем.

– О господи!

Тесс швырнула ракушку на пол и хотела броситься к матери, как вдруг за спиной Сильветты в комнату вошла еще одна женщина, посмотрела на Тесс и лишь потом заметила, что случилось.

– Сильветта? – Женщина бросилась к ней и заслонила мать от Тесс. – Что вы наделали?

Тесс оттеснила чужую женщину в сторону и мягко отняла руку Сильветты от свежей раны на щеке.