Я буду в маске - Ксения Каретникова (2020)

Глава 16. Заслуживая прощение

Проснувшись утром, я не сразу поняла, где это вчера уснула, и, открыв глаза, ошарашенно уставилась в деревянный потолок. Но потом приняла горизонтальное положение и, оглядевшись, выдохнула — я в родительском доме. На стуле лежал уникальный махровый халат, купленный мамой на местном рынке: сочно-оранжевый, на молнии, с длинным рукавом, но с коротким, до колен, подолом. На полу у кровати стояли мои любимые, тоже оранжевые, плюшевые тапочки-тигрята.

Я улыбнулась, ведь, несмотря на то, что все это выглядело таким нелепым, эти забавные вещи я очень любила. Они были как-то по особенному трепетно мне дороги.

Лениво и нехотя поднявшись с кровати, я заправила постель и застелила ее разноцветным пледом, связанным моей мамой. Есть у неё такое хобби — вязание, и такими цветными шедеврами ручной работы моя мамочка снабжала всех родных и знакомых. Мамуля утверждает, что данный вид рукоделия ее успокаивает. Я тоже как-то попробовала вязать, но в результате не успокоилась, а даже распсиховалась оттого, что ничего у меня не получается, и скоропалительно решила, что это просто не моё.

Мамы дома уже не было. Ее рабочий день начинался в восемь утра и заканчивался в шесть часов вечера. Она, в отличие от меня, самый настоящий жаворонок: утром легкая на подъем, бодрая и на многое готовая.

Между нами с родительницей очень длительное время существовало этакое "птичье" противостояние. Когда я училась в школе, мама всячески способствовала моему раннему пробуждению, пытаясь перевоспитать мою сову в жаворонка, и в ход шли различные методы: и ласка, и ругань, и задорное мамино пение и иногда даже холодная вода, безжалостно вылитая на моё лицо. Но моя "птичка" активно сопротивлялась, желая спать до победного, и поднимала мое сонное тело лишь за тридцать минут до выхода в школу. И никогда, между прочим, туда не опаздывала.

Наше с мамой противостояние сошло на нет совсем недавно — когда мы начали жить отдельно. Полагаю, мамуля попросту смирилась. И теперь, когда я приезжала к ним в гости с ночевками, по утрам меня уже не будила, позволяя спать столько, сколько мне хочется. А вот папа, кстати, в нашей с мамой войнушке никакого участия никогда не принимал и удивительным образом сочетал в себе в нужный по обстоятельствам момент обеих "птичек".

Я вышла из комнаты и, быстро посетив ванную, направилась в столовую. На столе, по соседству со стопкой ароматно пахнущий фирменных маминых оладушек (да, она по утрам успевала ещё и готовить, и не только на себя!), лежала записка, написанная папиным почерком. В ней глава нашей семьи сообщал, что уехал на охоту, так как сейчас открыт сезон на рябчиков. Когда точно вернётся, не написал, но намекнул, что охота может продлиться и до утра, ибо папа уехал в весёлой компании двоих своих приятелей.

Также в записке сообщалось, что днем должна зайти соседка тётя Маша, и ей надлежит безвозмездно (подчеркнуто два раза) отдать найсвежайшие перепелинные яйца, лежащие в холодильнике на верхней полке. Насколько я знала, товарно-денежного отношения с тетей Машей у папы не было, а просто нормальное добрососедское. Папа охотно делился с ней своими фермерскими продуктами и в ответ получал любую необходимую помощь при первом же обращении.

Заварив себе чай, я устроилась за столом и с удовольствием начала поглощать оладьи. И очень быстро опустошила всю миску. Потом помыла посуду, оставшуюся не только после меня, но и после утренних трапез родителей. В нашей семье еще со времён моего детства существовало такое неоспоримое правило: кто последний, тот и моет.