Террор - Дэн Симмонс (2015)

Когда ближе к вечеру восемнадцатого июня – пока мужчины совершали второй за день переход с лодками – третья нога Блэнки сломалась, расколовшись прямо под кровоточащей культей, он воспринял это как знак.

Поскольку в тот день доктор Гудсир не нуждался в его помощи, Блэнки вернулся с мужчинами за второй партией лодок, и на обратном пути его деревянная ступня застряла между двумя неподвижными камнями, и деревяшка треснула под самым коленом. То, что линия разлома оказалась так высоко, и то, что он сохранил при этом необычное присутствие духа, Блэнки тоже воспринял как знак.

Он нашел поблизости подходящий валун, устроился на нем по возможности удобнее, достал трубку и набил ее последними крохами табака, которые берег уже несколько недель.

Когда матросы остановились спросить, что он делает, Блэнки ответил:

– Просто присел на минутку, полагаю. Чтобы культя отдохнула.

Когда сержант Тозер, в тот солнечный день возглавлявший группу прикрытия из нескольких морских пехотинцев, остановился, чтобы устало спросить, какого черта он тут расселся, если все продолжают путь, Блэнки сказал:

– Не обращайте внимания, Соломон. – Ему всегда нравилось раздражать тупого сержанта, называя его по имени. – Идите себе дальше со своими «красномундирниками» и оставьте меня в покое.

Получасом позже, когда сани с лодками уже удалились на несколько сотен ярдов к югу от него, пришел капитан Крозье с плотником мистером Хани.

– Что вы делаете, мистер Блэнки, черт возьми? – резко осведомился Крозье.

– Просто отдыхаю. Думаю, я могу переночевать здесь.

– Не глупите, – сказал Крозье. Он посмотрел на отломанную деревянную ногу и повернулся к плотнику. – Вы можете починить протез? Изготовить новый к завтрашнему вечеру, если мистер Блэнки поедет в одной из лодок тем временем?

– Так точно, сэр, – сказал Хани, косясь на деревяшку с хмурым видом мастера, раздосадованного поломкой одного из своих творений или дурным с ним обращением. – Древесины у нас осталось мало, но есть шлюпочный руль, который мы взяли про запас для полубаркасов и из которого я запросто могу выстругать новую ногу.

– Вы слышали, мистер Блэнки? – спросил Крозье. – Теперь поднимайте свою задницу, и мистер Хани поможет вам допрыгать до лодки мистера Ходжсона, что в хвосте процессии.

Блэнки улыбнулся:

– А это мистер Хани может починить, капитан? – Он стащил с культи чашу деревянного протеза и отстегнул неуклюжее крепление из кожаных ремней и кусков листовой меди.

– Ох, черт побери, – сказал Крозье.

Он наклонился, чтобы получше рассмотреть кровоточащий, стертый до мяса обрубок, почерневший вокруг кругляшка белой кости, но тут же отшатнулся от зловония, ударившего в нос.

– Так точно, сэр, – сказал Блэнки. – Я удивляюсь, что доктор Гудсир до сих пор не унюхал. Я стараюсь держаться с подветренной стороны от него, когда помогаю ему в лазарете. Ребята из моей палатки знают, что мои дела плохи, сэр. Тут уже ничем не помочь.

– Чепуха, – сказал Крозье. – Гудсир сможет… – Он осекся.

Блэнки улыбнулся – не саркастически, а легко и непринужденно, с долей истинного юмора:

– Что он сможет, капитан? Ампутировать мне ногу по середину бедра? Эти черные и красные пятна поднимаются до самой моей задницы и причинного места, сэр, прошу прощения за столь красочные подробности. И если он действительно прооперирует меня, сколько дней мне придется лежать в лодке, как старина Хизер – да упокоит Господь душу бедолаги, – чтобы меня тащили люди, усталые и измученные не меньше меня?

Крозье промолчал.

– Нет, – продолжил Блэнки, с удовольствием попыхивая трубкой, – я думаю, мне лучше остаться здесь одному, просто расслабиться и спокойно поразмыслить о том о сем. Я прожил хорошую жизнь. Мне бы хотелось подумать о ней, пока боль и зловоние не усилятся настолько, что станут меня отвлекать.