Холоднее войны - Чарльз Камминг (2016)

Каждый шпион в мире надеется, что ему никогда не придется задавать этот вопрос. Самым глубинным, параноидальным страхом каждой секретной организации, самым страшным ее ночным кошмаром был крот. Филби. Блейк. Эймс. Ханссен. С каждым поколением появлялись все новые и новые имена. Предатели порождали предателей. Целый класс бюрократов кормился за счет собственного существования, играя на страхе и двуличии. Амелия, которая тут же поняла, о чем думает Том – для этого ей хватило одного-единственного взгляда, – неожиданно попросила у него сигарету. Сигарету! Он помог ей прикурить, и они пошли дальше.

– В чем тут штука, я не знаю, – призналась она. – Но не думаю, что это нечто техническое.

Это лучше или хуже? Предательство одного отдельно взятого человека причиняло большую боль, но – по иронии – гораздо меньше вреда, чем засвеченный источник коммуникации. Если бы, скажем, иранцы или русские сумели внедриться в систему телеграмм МИ-6, с секретной службой было бы покончено раз и навсегда. В то же время если в организации завелся крот, то его или ее рано или поздно можно было вычислить. Это был лишь вопрос времени.

– Мне нужно вести себя чертовски осторожно. – Амелия держала сигарету кончиками пальцев и вдыхала дым, словно отличница-староста из шестого класса. – Я проверила и перепроверила все по несколько раз. Все компьютеры, телеграммы, имейлы… да просто все. Поменяла пароли. Клавиатуры. Это была не работа, а чертовы авгиевы конюшни.

– Я не знал, – сказал Том и пошевелил плечом – у него вдруг почему-то свело руку. – И утечка продолжается?

– И утечка продолжается. – Амелия швырнула сигарету в разноцветную от разводов масла лужу. Она затянулась всего раза два, не больше. – У нас есть имена, которые встречаются в данных обеих разведок.

– Из наших или не из наших?

– Из тех и из других.

– Сколько?

– Много. Слишком много. Дюжины по нашу сторону Атлантики и дюжины по ту. Я могу заниматься расследованием, пока мне не стукнет девяносто. По сравнению со мной Энглтон[18] будет выглядеть спокойным, уравновешенным парнем, для которого права человека – святое.

Они свернули за угол. Двое мужчин играли в нарды за маленьким столиком у входа в магазин обуви. Один из них оглядел Амелию с головы до ног и улыбнулся, словно одобрил присутствие такой красивой и элегантной женщины в своем ничем не примечательном квартале. Амелия – всегда политик – улыбнулась в ответ.

– Слишком много подозреваемых, – продолжила она. Ее голос был тусклым и каким-то безжизненным. – Крот может быть в Госдепартаменте. В Лэнгли. Господи, да даже в самом Белом доме. – По мере того как они отдалялись от обувного, стук костей становился все тише и тише. – Но…

– Но… – продолжил Том.

Корабль в Босфорском проливе дал длинный, протяжный гудок. Звук был похож на стон.

– Но есть люди, которыми я занялась бы плотнее. Четверо, если быть точным. И один из них – Дуглас Тремэйн.

Том подавил в себе инстинктивный порыв сказать, что она ошибается и что Тремэйн – человек вовсе не из породы предателей. Но промолчал, зная, что как раз такие мысли – ахиллесова пята любого шпиона или охотника за шпионами. Подозреваемым может быть каждый.

– Дуг?

– Боюсь, что да. – Амелия опять сняла жакет и перекинула его через руку. – Еще один – то есть одна – с нашей стороны – это Мэри Бегг.

– Никогда о ней не слышал.

– Она работает в отделении, занимающимся Ближним Востоком, на Воксхолл-Кросс. Перебралась к нам из МИ-5 сразу после того, как ты ушел. Она много чего видела. И во многом принимала участие. Вполне вероятно, что это она.

– А другие – они янки? – спросил Том и ревниво подумал, уж не стала эта Бегг его вполне полноценной заменой.

Амелия кивнула.