Ваше благородие - Николай Стариков (2005)

— Черт с ним, с телком. К тому же он полежал, а потом пошел как ни в чем не бывало. А кукурузных початков у меня полным-полно. Рассчитаюсь. Да и не так уж они мне нужны.

— Выходит, дело можно закрыть?

— Мы согласны, — одновременно ответили заявительницы.

Результаты первого самостоятельного дела начальник райотдела одобрил.

— Будешь у нас специалистом по примиренческим делам, — сказал он Бодрову, принимая тонкую папку с материалами. — Похоже, у тебя есть талант располагать к себе и вселять доверие.

Не успели с Юлькой порадоваться первому успеху, в кабинет следователя оперативник, старшина милиции, ввел заплаканную женщину. Она села на стул, широко раскрытыми глазами, не мигая, посмотрела на Вадима. Они знали друг друга, но сейчас она от страха не увидела в следователе знакомого человека.

Оперативник положил на стол свой рапорт, протокол задержания и узелком завязанный мужской носовой платок. «Пшеница», — пояснил старшина и удалился.

Вадим прочитал рапорт. В нем говорилось, что гражданка Сокольская задержана с поличным тотчас после совершения преступления. Сигнал о готовящемся хищении получен от доверенного лица.

В сером видавшем виды пиджаке, такой же юбке непричесанная молодая симпатичная женщина выглядела на два десятка лет старше своего возраста.

— Надя, ты меня не узнаешь?

— Ой, Вадим! — всплеснула женщина руками и вновь расплакалась..

— Успокойся. Не торопясь вспомни, что произошло. Потом выполним все формальности.

Из сбивчивого рассказа задержанной следователь уяснил, что Надежда работает в Заготзерно простым рабочим. Сегодня шла погрузка пшеницы в четырехосный вагон для отправки на фронт. Женщины лопатами набрасывали зерно на ленту транспортера. Жарко, пыльно. Все поснимали с себя верхнюю одежду, повесили на гвоздики в стене. Работали, отдыхали. Вагон загрузили к концу дня. Собрались идти по домам. Надя взяла свой пиджак, работницы гурьбой стали выходить из бокса. Подошел к ней милиционер, взял за руку, полез в карман и вынул горсть пшеницы.

— Как она туда попала?

— Ума не приложу. Садилась я на ворох, но была без верхней одежды.

— Когда взяла пиджак, он показался тяжелее обычного?

— Не почувствовала я этого. Обрадовалась, что закончился трудный день, и скорее домой, дети ждут.

— Сколько у вас ребятишек?

— Двое, сейчас с матерью.

— У вас вроде бы корова есть?

— Еще и поросенок, куры.

— Где тебя задержали?

— В боксе.

— Ты еще не вышла во двор?

— Нет.

— Бывают случаи, когда по двору ваша бригада зерно перемещает?

— Вчера переносили в мешках просо в соседний бокс.

— Кто мог насыпать пшеницу в карман твоей одежды?

— Не знаю.

— Кому хотелось бы тебя посадить за хищение социалистической собственности в военное время?

— Да… — замялась Надежда.

— Говори, говори. Это важно.

После долгих раздумий Сокольская рассказала, что мужчин очень мало, у женщин борьба идет за каждого более или менее подходящего. Есть в Заготзерно машинист на движке, который электричество вырабатывает. Васькой его зовут, хотя ему уже за сорок. Один на несколько десятков работающих рядом женщин. Он, как коршун над птичьим двором, какую курицу пожелает, такую и схватит. Одна бабенка, Клавка, вокруг него увивается. Последнее время этот Васька начал приставать к ней, Надежде. Она пресекла все его попытки и посягательства. Клавка же взбеленилась, дикой кошкой набрасывается на нее по любому поводу и без повода. Вчера перед концом рабочего дня приходил старшина из милиции, говорил с женщинами о бдительности, разговаривал с некоторыми из них в отдельности, в том числе с Клавкой.

— Но я точно ничего сказать не могу, — вновь расплакалась Надежда.

Вадим смотрел на женщину, интуиция подсказывала: не врет. Знал, за подобную кражу сажали в тюрьму. «Надо посмотреть в книгу», — решил он.