Ваше благородие - Николай Стариков (2005)

Неясным оставался вопрос, как относиться к боевикам из Украинской повстанческой армии. В беседах на фильтрационном пункте они в один голос утверждали, что с оружием в руках участвовали в борьбе с оккупантами, теперь они люди самостийные, против Красной Армии бороться не намерены, но и служить в ее рядах не собираются. Сергею вспомнился разговор представителя военкомата с «самостийцем». Когда капитан сказал, что по законам советской власти служба в армии — почетный долг каждого гражданина, беловолосый чернобровый парень с симпатичным по-девичьи лицом ответил: «Сыты мы по горло советской властью с тридцать девятого по сорок первый. Еще раз повторяться не хочется».

А был он в то время еще пацаном. «С чужого голоса, значит, говорит». После беседы с будущими призывниками на фильтрационном пункте их отпустили по домам с наказом быть в готовности к мобилизации в армию. «Где теперь эти призывники?» Тут же возник образ задержанного со справкой представителя районного провода Организации украинских националистов. Прибыл он из западных областей для вербовки молодежи в УПА, да так и застрял в Горобцах у одной разбитной бабенки до прихода Красной Армии. Смотрел вербовщик на оперативника из районного отделения НКВД с нескрываемой злобой. Пышущее жизненной силой тело, как сжатая пружина, таило в себе энергию, готовую вырваться наружу в любое мгновенье.

— Нам известно, — говорил оперативник, — ОУН ведет враждебную политику по отношению к советской власти. А ведь это скала, о которую разбили свои горячие головы многие, пожелавшие ее разрушить. Национализм — идеология преступная, ведет к разжиганию национальной вражды и натравливанию одной нации на другую. Проявление национализма карается законом.

— До конца своих дней буду гордиться тем, что являюсь членом ОУН, боролся за Украинскую Самостийную Соборную Державу, — воскликнул «самостиец».

Оперативник тогда прыснул в ответ на напыщенный возглас собеседника.

— Над серьезными делами зря смеетесь.

— Помолчал бы, умник.

— Могу и помолчать.

— Имя, фамилию назовете? Иначе кличку Безымянный дадим.

— Называйте, как хотите.

— Кто с вами прибыл еще для вербовки местных жителей?

Вербовщик посмотрел нагло в глаза оперативнику, усмехнулся:

— Ищите!

«Чего надо людям? — подумал Бодров. — Вместе бы до Берлина дошли быстрее. А так — как раки в разные стороны».

Размышления Сергея прервал дежурный по лагерю.

— К вам сержант какой-то просится на прием.

— Зовите.

Сергей спустился в землянку. Он увидел отца, но не хотелось перед посторонними людьми проявлять сыновьи чувства.

Вошел Николай Дмитриевич, обнял, расцеловал Сергея.

— Дело есть, — сказал он.

Отец достал из-за борта шинели почтовый треугольник, протянул сыну. Сергей узнал почерк Лиды. Она всегда давала много информации, обстоятельно описывая события.

— Надо же! — воскликнул он, прочитав послание. — Вадим женился! Да еще работает следователем! Да еще квартирку от райисполкома получил! Самостоятельно расследует дело о хищении хлеба с тока в Горшовке! Чудеса, а?

— Надо бы отметить успехи брата.

Сергей достал из сейфа початую бутылку коньяка.

— Берегу для нас с тобою. Такие события грех не обмыть.

Выпили, закусили кусочком засохшего хлеба.

— Ты вон какой начальник, а закусить нечем, — пошутил отец.

— Па! Не ожидал. Не проблема с закуской. В следующий раз будет обязательно. Что-нибудь придумаю.

— Матери теперь поспокойнее будет без Вадима.

— С Димкой «спокойно» не получится. А Вадим молодец! Учиться ему надо. Пиши. Расцелуй за меня всех.

Второй час заседал «военный совет», отсутствовал лишь Шведов. Он организовал службу постоянного гарнизона в Горобцах, решал массу вопросов по взаимодействию с председателем поселкового совета и участковым уполномоченным милиции, назначенными накануне.