Ваше благородие - Николай Стариков (2005)

Свадьба — в соседнем дворе. Вернее, не свадьба, а вечер для молодежи. По этому случаю привезли из Батурино безногого баяниста. За последние годы случай редкий, чтобы баян звучал в хуторе. Балалайка — ходовой инструмент на уличных сходках. Свадебные вечеринки тоже редкость на всю округу. Вечеринка молодежная, без накрытого стола, но, чтобы соблюсти обычай, все приглашенные получили по полстакана самогона, потому веселье вырывалось на улицу через все окна и двери.

Небо затянуто облаками, надо бы дождя, но его нет, душно. Приглашенные — молодые женщины, девушки. Из мужчин — лишь жених да баянист в переднем углу, на кровати сидят несколько пацанов постарше да ростом повыше. Ребята неокрепшими петушиными голосами подпевают женщинам, но танцевать стесняются.

На улице полно желающих поглазеть, что происходит в доме невесты. Стоят у окон, дверей, сидят на траве. Вадим с Юлей в приглашенные не попали, приехали только что, и соседи не знали об их присутствии. Лида тоже не удостоилась такой чести по малолетству.

Напротив дома, где веселилась молодежь, канава перед садом раскулаченных соседей. Времени прошло много, а она все еще напоминала о когда-то добрых временах, хороших хозяевах. Сейчас зрители превратили валик канавы в удобное место для наблюдения за происходящими событиями.

Вадим с Юлей и Лидой сидели несколько поодаль, слушали, как поют женщины, да угадывали музыку танцев, долетающую сюда приглушенно. Неожиданно Вадим заметил, что из-под соломенной крыши дома, где шло веселье, вьется дымок.

В просторной горнице, собравшей гостей, не протолкнуться, трудно дышать. Десятилинейную лампу, постоянно висевшую низко над столом, подняли под потолок, чтобы не мешала танцующим. Доски в потолке рассохшиеся, щели забиты пылью и паутиной…

— Лида, беги! На чердаке соседей горит что-то! — крикнул Вадим.

Когда девочка подбежала к дому, из-под крыши уже начало выбиваться пламя.

— Пожар! — завопила Лида.

Танцующие не сразу восприняли крик всерьез. Наконец, словно очнувшись, начали выскакивать на улицу. Кто-то вспомнил о безногом баянисте. Вместе с инструментом его выволокли на воздух, когда крыша занялась пламенем. Расширенными глазами смотрели разгоряченные танцоры на полыхающий огонь. Пацаны помчались за ручной колхозной пожаркой, запрягли лошадь, но в бочке воды не оказалось. Прискакали на пожар, да без толку.

В безветрии желто-розовое пламя с ревом било столбом ввысь. Вскоре горящие пучки соломы, головни, подхваченные жаркими потоками воздуха, начали взвиваться вверх и разлетаться по округе. Багровые отсветы были видны за многие километры. Сбежался народ. Из Паники, а это метров за шестьдесят от места пожара, начали ведрами из рук в руки передавать воду, поливать деревянные стены.

Лида первая, а за нею и Юля бросились на дедов двор. Головни от соседнего пожарища долетали сюда. Лида забралась на соломенную крышу сарая, Юля на стог сена, тушили и сбрасывали оттуда головешки. Бабушка с правнучком Димой ушла в сад, дед Дмитрий Карпович носил из Паники воду, Вадим стоял одной ногой на лестнице, подавал ведра девчатам.

Примеру Бодровых последовали пацаны, забравшиеся на сараи и сено погорельцев. Вскоре соседи остались всего с двумя стенами вместо дома, да с уцелевшей иконой в углу. Ребята отстояли от огня их надворные постройки, заготовленное на зиму сено.

Всего тридцать-сорок минут отделяло буйное веселье молодежи от тлеющего пепелища. Девушки и женщины плакали, мужчины и пацаны сворачивали цигарки, прикуривали от тлеющих головней. На единственной табуретке сидел баянист. По его щекам текли слезы. Он осторожно растягивал мехи и негромко напевал, путая слова, грустный вальс «На сопках Маньчжурии»:

Тихо вокруг.

Сопки покрыты мглой,

Но вот из-за туч блеснула луна.

Могилы хранят покой.

…Свадьбу сыграли в другом хуторе через две недели. В Горшовке осталось лишь пепелище.