Ваше благородие - Николай Стариков (2005)

— Давайте же собираться, — прервала неловкое молчание Анна Михайловна. — Время не ждет. Просится поехать с нами Колька, Лидин помощник в воспитании Димки, — обратилась мать к Зине.

— Пусть едет, — разрешил Вадим на правах ответственного за лошадь.

Колька пожелал быть за кучера. Тут же уселся впереди, взял в руки кнут. Его обгоревшее за лето лицо светилось счастьем.

Завезли Вадима на работу, и застоявшаяся лошадь быстрой рысью прямиком направилась в Горшовку.

— Прислали Вадиму неплохой протез, а нога привыкает трудно. Злится, — сказала Анна Михайловна.

Кучер оказался еще и гидом. Подъехали к Казенному пруду, рассказал, что здесь были военные, глушили рыбу толом.

— Один раз невдалеке от плотины рвануло, узкая ее часть из веток и соломы заходила ходуном, едва удержалась. Иначе вся воды ушла бы в Крысиную балку. А вот тут военные стреляли по мишеням. Я две пригоршни пуль насобирал тогда.

— Зачем они тебе? — спросила Зина.

— Из рогатки стреляю.

Подъехали к нескольким домам под железными крышами, и гид пояснил, что это «молочка». Колхозных коров доят, сюда молоко подвозят. Тут оно перерабатывается. Здесь же от жителей принимают для армии масло в качестве налога за корову.

— А вот там, — указал Колька кнутовищем, — поле, аэродром называется. Когда немцы подходили, военные хотели здесь самолеты сажать, но фронт ушел, а название осталось. В этом году там росла пшеница.

Вскоре с бугра открылась панорама хутора. Вправо и влево на большой площади разбросаны сады, дома, огороды. Колька остановил лошадь. Он тоже впервые видел Горшовку, хотя много слышал рассказов от Лиды.

— Видите, почти в центре большой дом, колодец с журавлем перед ним? — спросила Анна Михайловна. — Здесь родились Сережа, Вадим, Лида, Николай Дмитриевич, там сейчас Димка.

Зина тоже слышала рассказы о Горшовке, но только теперь могла воедино связать то, о чем говорил Сергей, с реальным большим хутором. Горшовка понравилась сразу. Красивые холмы, которые Анна Михайловна назвала буграми, возвышались по обеим сторонам Паники на десятки метров, балки с низким кустарником между ними, вокруг скошенные хлебные поля. Пришла мысль: «Люди здесь живут надежные и спокойные. Только здесь мог родиться Сергей».

Понравилась Горшовка и Кольке.

— Здорово! — сказал он.

— Прекрасно, — подтвердила Зина.

Чем ближе подъезжали к дому, тем беспокойнее билось сердце. Она ждала встречи с сыном и Лидой и одновременно тревожилась, будто они могли ее в чем-то упрекнуть. Боязнь возникла после встречи с Вадимом, от которой-остался на душе неприятный осадок. Такого же отношения она ожидала от Лиды. Но все это мелочи, ничего не стоящие по сравнению со взглядом Сергея, когда он уезжал на фронт.

Чувства нельзя выразить словами, даже если говорить о них бесконечно. Все равно нисколько не приблизишься к истине. Разве что музыка способна передать их оттенки. Но чувства матери к своему ребенку лежат выше человеческого разума. Зина была матерью, и это вело ее сюда, как бы на нее ни смотрели родственники. Если бы сказали: «Все отнесутся к тебе плохо», она и тогда пришла бы к сыну.

Возле Паники экипаж встретил Шарик. Песик прибежал с поднятым кверху хвостиком, радостно залаял, вертелся возле лошадиных ног, бежал рядом с бричкой.

— Откуда ему известно, что мы к дедам едем?

— Лошадь он знает, да и меня. Коли с нами, значит, и вы теперь для него свои люди.

Подъехали к дому. Двери и ворота закрыты. Тишина. Анна Михайловна постучала щеколдой калитки, и тут же дверь в коридоре распахнулась, выбежала бабушка.

— Нюра, дочка, рада видеть тебя. А это что за молодежь?

— Зина, мама Димки, а это Колька, наш кучер и сосед, Лидин одноклассник.

— Ой, внучка! — обняла бабушка Феня Зину. — С приездом тебя, гостья дорогая!

Вышел Дмитрий Карпович, поцеловал сноху. Анна Михайловна представила Зину.