Остаток ночи помню смутно. Надо мной хлопотали врачи, осматривая и стараясь стабилизировать состояние. Проверили пульс, надели кислородную маску, просветили рентгеном, смыли кровь и просканировали рану. Хотя я потерял некоторое количество крови, однако не так много, чтобы потребовалось переливание, и, по счастью, нож не задел ни желудок, ни другие жизненно важные органы, так что рану понадобилось просто зашить. Когда спросили о ближайших родственниках, я заявил, что живу отдельно и с родными не общаюсь.

На следующее утро в палату вошла женщина в медицинском халате и изящном костюме; она представилась как медсестра психиатрического отделения и тихим голосом спросила, каким образом я получил рану. Я сказал, что это результат неумелого обращения с инструментом при попытке содрать сгнившую доску в полу, но медсестру это, похоже, не убедило.

– Наш долг – сообщать в полицию обо всех случаях ранения, которые кажутся нам подозрительными, – сказала она.

– Нет, не надо, – отозвался я, чувствуя, как внутри нарастает паника. – Просто неловкость, честное слово. Хотел сэкономить деньги и сделать ремонт самостоятельно, не обращаясь к профессионалам, однако оказался слишком неуклюжим. Серьезно; если не верите, отправьте кого-нибудь ко мне домой – и увидите, какой хаос я там устроил.

Я надеялся, она не раскусит мой блеф. Сестра продолжила задавать мне всякие вопросы, чтобы проверить, нет ли у меня проблем с психикой и не сам ли я намеренно нанес себе рану. В конце концов она ушла, а другая сообщила, что меня выпишут позже в этот же день, но кто-то должен отвезти меня домой, плюс мне следует принимать антибиотики.

Когда я увидел, как Джонни – незадолго перед тем как забрать меня из больницы – беседует все с той же сестрой из психиатрии, я понял: теперь она знает, что я солгал относительно своего отчуждения от семьи. Вдобавок мне пришлось солгать и брату.

– Значит, ранил себя, когда пытался самостоятельно делать какой-то ремонт в коттедже? – мрачно спросил он, сев за руль моей машины. – С каких это пор ты занимаешься такими делами сам?

– Решил попробовать. Наверное, не лучшая идея, а? – Я натужно засмеялся.

– В восемь часов вечера пытался ремонтировать дощатый пол ножом… Сам, один… – Он старался найти неувязки в моем рассказе.

– Спонтанное решение, и теперь я понимаю, что следовало оставить это папе. Ты же не сказал ему, верно?

– Если бы я ему сказал, он примчался бы в больницу вместе со мной. Терпеть не могу что-то скрывать от него или от мамы.

– Извини. Я идиот.

– Да, ты идиот. – Джонни помолчал, прежде чем заговорить снова, будто тщательно подбирал слова. – Скажи, что не сделал это нарочно. И что, несмотря на все дерьмо, которое случилось, у тебя хватит сил бороться дальше. Не позволяй тому, что произошло с Шарлоттой, убить тебя. Ты достоин большего.

– Конечно же, я не нарочно, – ответил я. Брат ничего не сказал, и я понял, что он не поверил.

Остаток пути мы проделали в неловком молчании; одной рукой я прижимал повязку на животе.

В этот момент я решил, что нужно поставить точку. Я получил то, что хотел, до полусмерти напугав Лору Моррис. Ей повезло удрать до завершения моего плана, и она оставила меня умирать. Значит, сейчас самое время связаться с начальством в «Больше некуда», пересказать историю и переслать записи. После этого я могу исчезнуть из жизни Лоры, зная, что она не навредит больше никому из тех, кто нуждается в сочувственном слушателе.

Но пока я примерно с неделю оправлялся от ранения дома, у меня была возможность обдумать случившееся. Да, я явно напугал ее, но этого было недостаточно, чтобы заставить ее прекратить. Такие люди, как Лора, – рабы своих побуждений. Они делают всё, что хотят, и им плевать, кому от этого будет плохо. Я готов был поставить все свои сбережения на то, что пройдет немного времени, и «Героиня» снова примется обшаривать форумы в поисках новых потенциальных жертв.