День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

На всякий случай он еще раз набрал ее номер. Ответа не было. И он пожалел о двух своих попытках связаться с ней: если Ивана попала в лапы Посланников, эти сволочи увидят на мобильнике его номер. Может, у них даже есть средства идентифицировать его.

И он с дрожью отключил телефон. Будь она проклята, эта часовня! Техники и жандармы уже покинули ее — так кладбищенские воры оставляют после себя оскверненную святыню.

Из чистого суеверия Ньеман запрещал себе сесть в машину, чтобы согреться. Это означало бы, что он уже не ждет появления Иваны, что он бросил ее на произвол судьбы, обрек на смерть в ночном мраке.

Приподняв ленту ограждения, майор вошел в часовню. Увы, от этого ему не полегчало. Напротив. Казалось, застывший ужас только и ждет момента, чтобы проснуться и всей тяжестью обрушиться на него.

Внезапно у него зазвонил мобильник, и Ньеман подскочил, словно из-под обломков выскользнула ядовитая змея.

Но это была Деснос.

— Нашли мы ваше тело, — объявила она без всякой преамбулы.

— Какое тело?

— Ну, вашего парня… Марселя. Того самого, о котором говорила ваша внедренная агентша.

Ньеману больно было это слышать: Ивана вовсе не была его «агентшей». И уж конечно, никогда не была «внедренной».

— Где?

— В низовье Лаухенбахрунца, это речушка, которая…

— Я знаю.

— Что?

— Ты там?

— Я в дороге. Послать вам координаты?

— Я же сказал, что знаю.

— А где вы?

— В часовне. Сейчас приеду.

И он кинулся к машине. Эта находка была словно пропасть, разверзшаяся у него под ногами. Значит, труп с отрубленными пальцами, вырванными зубами и кишками, стянувшими горло, действительно существует. Это означало, что Ивана попалась в ловушку фанатичных убийц, которые и сами были запуганы возвращением «зверя» — Das Biest.

И нужно срочно вызволить девушку оттуда, не дожидаясь, когда эти психи сведут с ней счеты. Но в то же время он еще колебался. Применить силу сегодняшней ночью означало загубить все их шансы, в том числе и шансы Иваны, на установление истины.

И Ньеман дал себе последнюю отсрочку, решив ехать на место обнаружения трупа, в надежде, что за это время Ивана как-нибудь сообщит о себе…

Он знал Лаухенбахрунц — одну из речушек, берущих начало в озере Лаух, на высоте 1200 метров. Убийцы оставили труп своей жертвы там, наверху, километрах в тридцати от Обители, видимо понадеявшись, что снег укроет его до будущей весны.

Он на полной скорости промчался мимо виноградников, свернул на департаментское шоссе-430, пересек долину Гебвиллер и поднялся к горнолыжному курорту Маркштайн. По обочинам дороги сплошной стеной стояли ели. Черные склоны уже запорошил первый снег, мерцавший в лунном свете.

Машина брала вираж за виражом, поднимаясь все выше. Время от времени Ньеман бросал взгляд в пассажирское окно, которое отсылало ему бледное, призрачное отражение, испещренное голубоватыми пятнами снега. Деревья тоже принимали участие в этом действе, словно намеренно уродовали черты Ньемана свирепыми мазками черной кисти.

Религия Посланников сильно подвела их. Им следовало запрятать труп на своей территории, где никто не мог его обнаружить. Но эти останки осквернили бы их землю. Еще бы — гнусная падаль, мертвый мирянин…

Ньеман был не уверен, что мыслит логически, но, по мере того как ужас принимал катастрофические размеры, он все больше чувствовал себя в родной стихии. Смерть и жестокость повсюду царят, и путь без возврата уводит нас в ад.

Наконец черно-белая гамма пейзажа уступила место голубоватым, таким знакомым вспышкам полицейских маячков, освещавшим и солидные буржуазные здания османовской эпохи[116], и заброшенные склады, и пустынные набережные, и угрюмые лесные чащи… Сейчас эти огни полосовали департаментское шоссе, лишая его с каждой вспышкой частички заурядности.