День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

Это было как в дурном сне: чем быстрее он мчался, тем больше отставал от беглеца.

Но случилось чудо.

Тот упал, причем падение было жестким. Одна из сезонниц, более сообразительная, чем другие, сделала ему подножку и повалила на всем бегу.

Мало того, она схватила его левую руку, заломила ему за спину и теперь удерживала в таком положении, налегая на него всем телом. Классический прием waki gatame[73] — ручной захват, известный всем любителям дзюдо.

Майор знал только одну сезонницу, способную на такие трюки.

— Ньеман, — задыхаясь, шепнула она, — этот псих ни в коем случае не должен контактировать с Посланцами. Иначе я погибла.

37

Настоящее имя Поля Парида было Ален Ибер. Сорок два года, ни постоянной работы, ни постоянного места жительства. Безжалостный, бездомный, без гроша в кармане, бродячий пес современного мира, промышляющий воровством и грабежами.

Вернувшись в жандармерию, Ньеман взялся за поиск его досье по отпечаткам пальцев. Оказалось, этот тип уже сидел в тюрьме — и не один раз. Множество приводов за карманные кражи, насильственные действия, кражи со взломом — в общей сложности набралось как минимум шесть лет отсидки.

— А почему Парид? — спросил его Ньеман.

— Из-за «Парида и Елены».

— Это еще что?

— Опера Кристофа Виллибальда Глюка[74].

Ничего себе! Церковный грабитель, злостный рецидивист… и меломан!

Хорошенькое начало следствия…

Несколько минут Ньеман молча разглядывал этого диковинного зверя: крашеные волосы, расчесанные по старинке на прямой пробор, а под ними мертвенно-бледное лицо, искаженное страхом. Бегающие глазки, похожие на голубоватые бусинки, рябые щеки, большой нос с горбинкой. На модель из глянцевого журнала никак не тянет. С такой внешностью скорее похож на владельца автозаправки из какого-нибудь фильма ужасов.

Он сидел, выложив руки в наручниках на стол, надежно привинченный к полу, и пристально смотрел прямо перед собой с отрешенным видом то ли алкоголика, то ли религиозного фанатика.

— Я тут услышал, чего вы говорили… — начал он.

Ньеман и в самом деле успел перемолвиться несколькими словами с Иваной и разъяснить ей новое направление следствия. А она в ответ поведала ему неожиданную историю с захватывающими подробностями — обломки фрески, собранные в Хранилище, охранники, стерегущие это сокровище с автоматами в руках, бегство с преследованием через весь Диоцез…

Парид, с перепачканным землей лицом, не упустил ни слова из их разговора.

— Я к этой гребаной фреске никаким боком не отношусь.

— И ты не знал, что под внешней росписью скрывались более древние изображения?

— Нет. Да если бы и знал, на хрена они мне сдались!

Ньеман положил на стол руки, сплетя пальцы. Перед ним не было ни досье, ни чашки с кофе. И никакой фотокамеры или зеркала с оловянной амальгамой, какие показывают в фильмах. Только его мобильник, записывающий допрос.

— Прекрасно, Поль. Или ты предпочитаешь, чтобы я звал тебя Аленом?

— Меня зовут Петер.

— Да ну?

— Такое имя я носил, когда был у Посланников.

Вот уж сюрприз так сюрприз! Значит, Поль Парид, он же Ален Ибер, принадлежал к этой секте?!

— Ладно, пусть будет Петер, — согласился Ньеман. — Ты, наверно, понимаешь, что тебе грозит. Так вот: самое лучшее — рассказать всю правду. Тебе это зачтется как помощь следствию.

— Я не убивал Самуэля.

— И конечно, это не ты обвалил свод часовни?

Тот недоуменно поднял брови:

— Да разве бы я смог?! Говорю тебе, все эти живопи́си мне на хрен не нужны.

— Так я тебя слушаю, Петер. Рассказывай все как есть.

Подозреваемый говорил с эльзасским акцентом. Этот добрый старый провинциальный говор услаждал детство Ньемана. Его монотонное, невыразительное звучание, похожее на тихое мурлыканье, вполне могло усыпить слушателя.