День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

Они обогнули здание и зашагали по узенькой тропинке, защищенной от дождя древесными кронами. Весной тут, наверно, было очень красиво, но сейчас, в ноябре, тесно переплетенные черные ветви напоминали колючую проволоку, как будто они попали во двор тюрьмы особого режима. Несколько минут оба шли молча. Ньеман смотрел мрачно, чтобы выглядеть сообразно ситуации. На самом деле дождь его радовал. Нет ничего лучше хорошего, сильного ливня. В воздухе веяло возрождением, большой стиркой…

— В общем, это новое убийство только подтвердило мою гипотезу, — объявил он.

— Ну разумеется, ты у нас всегда был лучшим из лучших.

Ньеман сделал вид, будто не заметил иронии.

— Я имею в виду вот что: Посланники обрушили потолок часовни не только для того, чтобы скрыть криминальный характер смерти Самуэля, — они хотели еще и спрятать буквы MLK, которыми, вероятно, было заклеймено и его тело.

— Но ты же не знаешь, что они означают.

Шницлеру были не по плечу преступления такого рода. Он мог расследовать более понятные и легкие нарушения закона, ничего общего с мрачным безумием, которое обрушилось на Обитель.

— Ну ладно, — сказал он, — а что конкретно я могу сообщить прессе?

— Да плевать я хотел на прессу!

— Очень мило сказано.

— Чем меньше ты им наговоришь, тем лучше, а мне позволь уж действовать по своему усмотрению.

Прокурор не ответил. Ньеман пропустил его вперед и вспомнил одну подробность, которая всегда его удивляла. Со спины Шницлер выглядел похуже. У него были длинные, толстоватые женские ноги с кривыми коленями, толстые ягодицы, тонкая талия и неуверенная походка — словом, фигура гермафродита.

— Подумать только, я-то считал, что мы разделаемся с этим за пару дней, — бросил он через плечо.

— Когда ты мне позвонил, я еще сомневался, имело ли место убийство, но потом ситуация начала усложняться день ото дня.

Шницлер что-то неразборчиво пробормотал в ответ; его редко посещали догадки, а когда это случалось, они всегда были неудачными.

— Тот тип, который схватился с Самуэлем, как его… — озабоченно спросил он.

— Поль Парид?

— Ну да. Смотри не выпускай его. Если не будет ничего новенького, всегда можно отдать его на съедение журналюгам. Чтобы выиграть время.

Эльзасец явно неверно оценивал ситуацию. Впрочем, Ньеман и сам не очень-то в ней разбирался. Тем более что он не рассказал прокурору ни о смерти Марселя, ни о своей блестящей идее внедрить Ивану в лагерь сезонников.

Поднявшись на холм, они обозрели сверху всю местность — часовню, лужи, толпу зевак. Хотя тело Якоба уже увезли, Посланники и их рабочие по-прежнему стояли там, неизвестно зачем.

— Ты только посмотри на этих идиотов, — сказал Шницлер, указав на журналистов, суетившихся за лентой ограждения. — Ходят за мной по пятам, черт бы их подрал… Да и не только они! Депутаты, префект, парни из министерства названивают мне с утра до вечера…

— Я же тебе сказал, что делаю все от меня зависящее.

— Не слишком-то много ты пока сделал.

— Что ты имеешь в виду?

Шницлер обернулся к Ньеману. Вблизи на его лице были все же заметны морщины и другие меты времени. Сейчас он походил на старого маркиза в пудреном парике.

— Дай возможность Посланникам завершить сбор урожая. Если они загубят в этом году свой гевюрцтраминер, это будет настоящая катастрофа.

— Хуже, чем два трупа?

— Да ладно, не усугубляй. Эти несколько дней могут спасти или погубить работу целого года. Стоит чуть-чуть опоздать с переработкой винограда или хоть на йоту изменить процесс — и конец всему.

— Я ушам своим не верю!

Прокурор одернул двубортный пиджак. Как ни странно, дождевые капли не смочили его серебристую шевелюру, она осталась сухой и плотной, как гусиное оперение.