Алмазная пыль - Анастасия Логинова (2019)

– Гриша совсем с ума сошел. Он вбил себе в голову, что Георг отравил жену – подсыпал ей что-то в утренний кофе и лишь потом поехал в гостиницу убивать его. Он бросил ювелирное дело. Сменил фамилию, чтобы не иметь ничего общего с братом, а свою долю дедушкиного наследства вложил в создание газетенки, которая только и занимается тем, что подмечает все оплошности Георга. Он хочет погубить собственного брата, Марго. И в этом Гриша столь же дотошен и усидчив, как и в постижении ювелирного мастерства когда-то. Это все ужасно, просто ужасно.

– Ужасно… – не могла не согласиться я.

– К слову, – в последний раз всхлипнула Кики, – он и про вас написал в своей газете. Помните тот день, когда вы бросились в ночной рубашке под колеса моего авто? Гриша ведь так и не поверил, что вы простая гувернантка.

* * *

Ранние петербургские сумерки застали меня в спальне Любови фон Гирс.

Не знаю, как я на это решилась. Думала только о том, что, если у меня и правда есть некий волшебный дар, то открыться он должен сейчас. Именно сейчас, когда мысли мои занимает только хозяйка этих комнат. Я бродила здесь – от окна в будуар, и из будуара в гардеробную – уже часа полтора. Мне казалось иногда, что я уже почти что была ею, умершей баронессой. Но я по-прежнему ничего не видела.

Обессилив, навзничь упала на кровать. Признаться, она была куда мягче и удобнее, чем узкое ложе гувернантки, поэтому задержалась я здесь надолго. Задрала голову наверх. Ухмыльнулась, потому что на разрисованном под фреску потолке была изображена весьма пикантная сцена из древнегреческих мифов – с озорным сатиром и игривой нимфой. А они затейники были, эта баронская чета. Интересно, любила ли она его хоть немного? Или же ею руководил только холодный расчет? Не знаю. Но вот он ее, кажется, любил.

Мне вдруг ярко представилось, как фон Гирс целовал жену по утрам, когда она лежала на этом самом месте. Впрочем, нет – в то самое утро он ее, конечно, не целовал. Он знал уже, что она изменяет ему с его же братом, и едва ли держал эмоции при себе. Он грубо сдернул с нее одеяло, а потом схватил за руку и швырнул в кресло. Вон в то, у столика со стеклянной крышкой…

Я поднялась с кровати и подошла к столу. Села в кресло, очень ровно держа спину, как делала бы это баронесса фон Гирс. И что-то изменилось.

Я и впрямь видела что-то; видела как в тумане шестилетнего прошлого, на этом самом столике стояла чашка кофе на тонком фарфоровом блюдце. Но баронессе было не до кофе, конечно. Она плакала и оправдывалась – а ее муж, сцепив за спиной руки, чтобы ненароком ее не ударить, требовал, чтобы она созналась. Созналась ли она? Нет. Она не стала бы сознаваться. Это глупо. Сквозь слезы она твердила, что его детективы лгут, и что он должен верить ей. Но он не слышал. Он рассвирепел по-настоящему. Он захотел ее ударить, замахнулся, но… опрокинул лишь стол.

Я сдвинула кружевную скатерть и действительно обнаружила уродливую трещину поперек стекла. А с одного краю и вовсе откололся осколок. Упав коленями на пол, я принялась шарить ладонями по полу. Шесть лет прошло… и все-таки у самой ножки кровати, в расщелине досок паркета, я подцепила ногтем крохотные осколки стекла.

И все пропало.

Тумана больше не было, и я даже не могла понять теперь – правда ли я что-то видела? Или только вообразила себе? Смутившись почему-то, я скорее поднялась на ноги, отряхнула юбку. Снова посмотрела на стеклянный столик.

Если барон и принес отравленный кофе, то чашка, разумеется, разбилась, когда он разгромил все вокруг. Это не он ее отравил. Была вторая чашка.