Алмазная пыль - Анастасия Логинова (2019)

– Я была тогда совсем маленькой, – нехотя продолжила я, – и родители подарили мне куклу на день рождения. Мою первую куклу. Ее звали Таня, и она была той еще хулиганкой. Минуты не сидела спокойно. Мы много смеялись, шутили, как подружки, проказничали… Маму это злило. Она думала, я нарочно устраиваю беспорядок, шум, пугаю младших сестер – а потом валю вину на куклу. Мама пригрозила выбросить ее, если я не прекращу так себя вести – и после этого Таня со мной не говорила. Никогда. Но я все равно все-все знала о ней, Доротея! И о ней, и обо всех следующих куклах! Я потому, может быть, и любила их так сильно, что, стоило мне коснуться кукольного тельца – каждая будто делилась своей историей. Делилась прошлым, будущем; просила моей помощи или сама обещала помочь. Они все для меня как живые, понимаешь? Но я привыкла к этому, давно привыкла. Я искренне считала, что это все моя фантазия, и что я на самом деле выдумываю небылицы, а потом ношусь с ними, вместо того, чтобы заняться чем-то полезным. Вместо того чтобы жить серьезно и правильно, как все нормальные люди живут!.. Но сегодня, в спальне баронессы, я все вспоминала. Сначала пришел туман, как и тогда, в детстве, а потом вспышка – и я вспомнила, Доротея, как Таня со мной говорила, и вспомнила, что это не выдумка! А потом так же ясно, как истории своих кукол, я стала слышать истории вещей и мебели в той комнате. Они просто делились со мной тем, что помнили… Господи, я, наверное, и правда сумасшедшая…

– Нет, – писклявый голос Доротеи показался даже чуть менее отталкивающим. – Просто это и есть твоя сила, Маргарита: видеть живое в неживом. Это великий дар, если уметь им пользоваться! Ведь каждый неживой предмет обладает памятью – он много видел и много слышал. Ты одна из немногих, Маргарита, кто может это прочесть. Ты ведь понимаешь, что я просто кукла? А куклы не умеют разговаривать. Хотя они многое могли бы рассказать.

Что ответить на это, я не знала. Тысячу вопросов мне хотелось задать… но мой взгляд упал на окно, и само собою вырвалось только:

– Доротея, гляди, снег пошел!

Крупные белые хлопья как бабочки парили в ночном небе и медленно тонули в черных водах Мойки. Зато перила, мостовая, брошенное у крыльца авто светлели на глазах, покрываясь слоем пушистого снега. Первый снег в ноябре 1913 года. Не желал им укутываться только одинокий мужчина без головного убора и в мятом плаще.

Он стоял, опершись на ограду набережной, и смотрел как тонет в Мойке снег. Гриша. Не ушел все-таки. Я хорошо понимала, что стоит он здесь не для того, чтобы защитить меня – наоборот, обрадуется, если его брат вдруг начнет меня убивать, да еще и при свидетелях. И все-таки я была рада, что он не ушел…

И тут я вздрогнула – потому что темноту в детской прорезал луч света из-под двери.

* * *

Кто-то стоял там. Я ахнула, дрожащими руками схватила Доротею и зачем-то зажала ей рот. Сама затихла на подоконнике.

А в комнату вошел барон фон Гирс. Оставил газовый светильник за дверью, закрыл за собою и шагнул в темноту. Я не дышала. Один лишь его взгляд на проем окна – и он меня увидит. Но он смотрел не на окно, а на спящую Надюшу. Смотрел долго, будто вслушивался в ее дыхание. Убеждался, что девочка спит. Подошел к постели и, опустившись на оба колена, осторожно погладил пальцами ее волосы. Тихо, едва-едва.

В темноте я не видела почти его лица, но сама поза, осторожные касания дочкиных волос – все говорило, что он крайне уязвим сейчас. Ручаюсь, он боялся быть застигнутым куда больше, чем я…

Долго ли он пробыл у Надиной постели? Не знаю, мне казалось вечность – так медленно тянулось для меня время. Даже когда барон поднялся во весь рост, чтобы вернуться к двери, я не расслабилась. И не зря, как оказалось.

Там, у двери, уже потянув ручку – он вдруг резко обернулся. На окно. На меня.