Двое из ларца - Владимир Болучевский (2007)

Я приехал утром в среду, позвонил Ленке и туг же улетел. В среду вечером я эту трубку и взял. А он здесь всяко во вторник оказаться должен был. Не смог к фигуре подступиться? Ерунда. Я смог, а он что – глупее? Ну, допустим, задержался он в дороге, сломалось там что-нибудь, но уж в среду-то, вместе со мной, тем же рейсом… Ну не загулял же он на Хабаре. Не тот случай.

Выходит что? А выходит, что, когда Петр говорил мне, мол, «они тоже знают», он имел в виду не этого, который вместе со мной мотается, а тех, кто его послал. Так, что ли?

Ну хорошо, они, конечно, там знать не могут, где его носит, а что же он-то на связь с ними сразу из Хабаровска не вышел? Странно? Странно. Может такое быть? Вряд ли… А если он с ними связывался, но на Камчатку не улетел, то только потому, что приказа не было. Почему? А потому лишь, что не могли они ему сказать, куда дальше ехать, сами не знали. А сказали потом, когда я уже улетел. А он на тот рейс опоздал. Правдоподобно? С натяжечкой, но – да.

Он меня из поезда выкинул, больше мы не пересекались, чего ему дергаться? Выспался, позвонил утречком, узнал и на следующий день вылетел.

«Знают», – сказал Петька, когда со мной разговаривал. Я на самолет успел, а этот парень нет… Что ж они сами ему не позвонили? Да черт их знает, я в гостинице остановился, а он, может, у своих людей на квартире, а там телефона нет, – хоть и Хабаровск, но Дальний Восток все-таки. Да мало ли что… Но нарисоваться он здесь может в любой момент. А трубка у меня уже. И, значит, интерес у него уже ко мне будет, конкретно… Такой вот расклад».

Гурский вошел в Дом быта и поднялся по лестнице на пятый этаж. Лифт не работал.

– Привет! – обрадовался ему Дмитрий.

– Здорово, – Александр протянул руку. – Как дела?

– Да потихоньку. Я уж думал, ты улетел.

– Сегодня. Может, посылку передать? Или на словах?

– Да нет, чего передавать, я сам через неделю дома буду, да и звонил вчера. Пойдем позавтракаем?

Вдруг Гурскому показалось, что он теряет сознание. Голова закружилась, пол поплыл под ногами. Он оперся на стол с разложенными билетами, по которому покатился и упал на пол карандаш. Длилось это ощущение всего несколько секунд, а потом исчезло так же внезапно, как и возникло.

Александр взглянул на Диму, который растерянно смотрел на кассира:

– Марь Петровна…

– Ну да, – она сняла очки. – Тряхнуло немножко. По радио вчера еще предупреждали.

Из экспозиционного зала, раздвинув темно-зеленую ткань, выглянула контролер:

– Дмитрий Алексеич, там Петр чуть не упал, еще качается. Посмотрите, может поправить что-нибудь. И у Жириновского стакан весь расплескался.

– Это землетрясение? – вскинул брови Гурский.

– А вы оставайтесь, – улыбнулась кассир. – Может, вулкан еще проснется, Авачинский, он дымит. Увидите – красиво…

– Нет, спасибо, я уж лучше по телевизору. Дима, пошли.

– Да обождите, может, еще толчок будет, обычно их несколько, а здесь – шестой этаж все-таки.

– Пятый.

– Вместе с техническим – шестой.

– И что?

– Ну… Всякое бывает. Пролеты лестничные сразу обрушиваются. Дом стоит, а пролеты… И в лифты нельзя заходить. И от окон как можно дальше, осколками может поранить.

– А что делать?

– Ничего. Вот, видите? Это капитальная стена, вот туда, в дверной проем, встать и стоять. И ждать.

– И все?

– И все.

– Ма-ама дорогая… И вам не страшно?

– Страшно. Сорок лет уже здесь живу, а все боюсь. И все боятся. Так что вы не стесняйтесь.

Дима ушел в зал. Гурский невольно уставился на тяжелые бетонные балки потолка.

– И долго ждать? – он нервно достал сигарету.

– Кто ж знает? Может, и не будет больше. Только не курите, пожалуйста, не выношу. Дмитрий вышел из зала.

– Пошли?

– А? – Александр взглянул на Марью Петровну.

– А что я могу сказать… – она надела очки и стала листать каталог выставки.