Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

Пустить, что ли, дурную под одеяло? А то холодная, что ледышка. Хотя ещё подумает чего нехорошего… Сантория рядом нет, устыдить наёмника именем Богов некому. Да и, справедливости ради, Верд и сам не был уверен, что не соблазнится зарыться лицом в белоснежные волосы, пахнущие зимой. Поймать бы в охапку, как того Барсика, чтобы не шастала, куда не надо, чтобы никто лихой не вырвал её из крепких рук наёмника, покрытых шрамами! Но руки его грубы и мозолисты, а за каждым шрамом стоит чья-то жизнь. Не стоит касаться ими нежной бледной кожи — поранит ведь ненароком.

Но колдунья вдруг объявила:

— Холодно. Пришла к тебе греться, — и сама забралась под покрывало, доверчиво прижимаясь к мужчине, отделённым от неё лишь просторной рубахой.

Верд одеревенел. Шелохнуться, вздохнуть боязно, не то что повернуться. А девка словно и не понимает…

— Дурная… — прохрипел он, надеясь поругать, спугнуть колдунью, но та лишь теснее прижалась холодным носом к его шее.

Сладкое, лёгкое дыхание щекотало ухо, усыпляло, как кошачье мурлыканье. Поймать, прижать, уберечь глупую наивную девчонку, что в упор не видит злодея! Не умеет, не знает, кого бояться нужно, от кого ожидать беды!

Стиснул зубы, зажмурился, чтобы не дёрнуться, не сотворить безрассудства, лишь позволил себе чуть подогнуть руку, на которую улеглась колдунья. Не обнимая, нет. Просто придерживая, чтобы не свалилась.

— Прости меня, — попросила Талла.

Мужчина едва сам не навернулся на пол. За что, дурёха, извиняется? Что её окрутил и обманул прожжённый охальник? Это Борея уму-разуму поучить надобно, а не на девку дуться! Глупая и не поняла, что Верд хмур и зол вовсе не из-за неё… Или он сам чего-то не понимает?

— Что уж, — голос звучал неловко, грубо. Точно дерево пилой пытают. — Дурная…

Её губы шевельнулись снова, потревожив кожу на шее. Мурашки пробежали до самых пяток, точно не жестокий охотник, а одинокий мальчишка лежал на месте Верда.

— Дурная, — повторила Талла. — Глупая, да. Борька не хотел мне навредить, честное слово! Я чувствовала…

Верд проворчал, прекрасно понимая, чего захочет любой мужик, оказавшись рядом с такой красавицей:

— Ещё бы он хотел…

— Но ведь ты бы всё равно защитил меня. Я знаю! И нашёл бы. У тебя же метки…

Охотник резко сел, отталкивая девушку.

— Не для того эти метки.

— А для чего же? — Талла на коленях подползла и умостила подбородок на его плече, любопытно рассматривая ладони наёмника. Потянулась коснуться мерцающего треугольника, но Верд спрятал руку под одеялом. Как мальчишка, правда что…

— Иди спать, дурная, — велел он, меньше всего на свете желая, чтобы девчонка послушалась. Она и не стала.

— Гонишь меня…

Обиделась. И правильно! Охотник в друзья к колдунье и не набивался! Ему вообще друзья не нужны!

— Гоню.

— Думаешь, уйду?

Она набросилась со спины, переплетя пальцы на его груди.

— Надеюсь на это. Тебе же лучше.

В ответ Талла звонко чмокнула его в щёку.

— Ты же не провидец. Откуда знаешь, где мне лучше? — и чмокнула ещё раз.

Тут бы наёмнику расплыться, как всегда расплываются мужики, получив поцелуй, но нет. Злость вскипела, грозя вырваться отборной руганью. Он ухватил девку за предплечья, уложил навзничь, нависая сверху. Испугайся! Закричи, забейся, дурная! Охотник не друг тебе, никогда им не станет! А она улыбается, не пытаясь вырваться. Лежит, доверчивая, нежная, едва потеплевшая от смущения.

— Молодая, глупая девка! — рыкнул наёмник, наклоняясь ниже, чем следовало бы, чтобы сохранить хладнокровие. — Ты не знаешь мира! Не видела, на что он похож! Эти метки привели меня к добыче! К тебе привели! И я забрал тебя из дома, потому что никто и никогда не вступится за дурную, проклятую колдунью! Потому что, как бы ни лебезили перед тобой селяне, ни один не станет рисковать жизнью, чтобы тебя защитить! Потому что, если бы служки короля явились раньше меня, тебя бы уже казнили!